К 80-летию начала Великой Отечественной войны.
Три года назад, накануне 77-летней годовщина начала ВОВ, 21 июня 2018 года галицкие бандерлоги осквернили могилу Героя Советского Союза Николая Кузнецова на Холме Славы во Львове, 6 марта 2019 года с нее украли бронзовый барельеф Героя.
Почти одновременно, также под покровом ночи была свалена 30-метровая стелла львовского Монумента Славы, воздвигнутого в память о советских воинах-освободителях от нацизма.
В феврале 2020 года Львовский горсовет отказал племяннице Николая Кузнецова в передаче его останков для перезахоронения на Родине - в Екатеринбурге. Хотя такая передача была подготовлена во исполнение решения украинского административного суда, принятого по иску родственницы Героя. Нацистская власть плюет и на свой суд, лишь бы "москалям насолить".
Я же, накануне 80-летия начала Великой Отечественнной, хочу вспомнить о других героях, о тех, кто первыми принял на себя удар объединенной Гитлером континентальной Европы, а именно о пограничниках 13-й погранзаставы на северо-западе Львовской области. Почему именно о них?
У каждого из нас есть свои знания из детства про Великую Отечественную войну. Только в зависимости от возраста и других факторов наши знания разнятся.
Часто они сложены по советским фильмам и парадам 9 мая. Но для меня и многих одесских детей 80-х это: рассказы родственников и соседей-ветеранов, вахта памяти с ППШ у монумента Неизвестному Матросу, мемориал 411 батареи, школьные экскурсии в Нерубайские катакомбы, музей Одесского военного округа, поездки с классом в Брест, Ленинград и село с забавным названием Скоморохи в Сокальском районе Львовской области.
Та, еще советская школа нас трижды возила к мемориалам защитникам западных границ нашей общей (пока еще) Родины: в Брестскую крепость, к рубежам обороны северной столицы и на заставу Лопатина. Последняя произвела на нас куда большее впечатление именно своей малостью - мы стояли среди заросших остатков траншей и воронок, смотрели на Запад и представляли себя на месте пограничников: сутками под артобстрелами с одним стрелковым оружием, в окружении превосходяших сил, с каждым днем, с каждым боем товарищей остается все меньше: вот из полусотни нас десяток, уже очевидно - чуда не будет, помощь не придет…
Кроме того, на детскую сопричастность влияло то, что на заставе нам вел экскурсию не профессиональный гид, а вдова начальника заставы Анфиса Алексеевна Лопатина.
Анфиса Алексеевна с сыном-пограничником у мемориала в 1975 г.
Огромная Брестская крепость или форты под Ленинградом, как комплексы огромных сооружений, давали визуальное ощущение защиты, а тут были развалины одного небольшого здания заставы – бывшего панского «фольварка», а рядом - уже даже не заросшие окопы, а их перемолотые фугасами ошметки. Хотя и под Ленинградом – на нашей стороне мы и через сорок лет видели изрытое заросшими воронками поле (напоминающее трассу могула), на немецкой же – ровную гладь с молодым лесочком. Наглядно: у кого были снаряды "бога войны", а у кого нет.
11 дней в Скоморохах
Итак, живописное галицкое село Скоморохи, названное так, согласно преданий, по средневековой «профессии» основателей. В 1914 году австрийцы расправились над частью его жителей, считавших себя русинами, за их симпатии к русским войскам: сразу убили 25 русинов, а 46 отправили в концлагерь Талергоф.
Австрийцы в Скоморохах во время Первой мировой войны.
А уже в 1941 году, в первые дни Великой Отечественной, свой подвиг под Скоморохами совершила советская 13-я погранзастава 4-й комендатуры 90-го Владимир-Волынского погранотряда.
Участок границы, который охранял Владимир-Волынский погранотряд, преграждал стратегическое направление Люблин — Луцк — Киев. На преодоление сопротивления всех советских пограничников немецкое командование отводило до 30 минут. Погранотряд оказался на острие удара 11-й танковой дивизии, прибывшей к советской границе из Вены на пополнение танковой армии фон Клейста.
22 июня в четыре утра в бой вступили все 16 застав погранотряда, поднятые по тревоге. Однако артподготовку немцы начали на полчаса раньше. На участке 4-й комендатуры немцам удалось захватить мост, через который переправилось до 50 вражеских танков. Развернувшись в боевой порядок, они атаковали пограничников, которыми командовал комендант И.В. Бершадский. Первым снарядом на его глазах были убиты жена и 11-летний сын. Когда танки подошли к зданию комендатуры, навстречу им выбежал фельдшер В.П. Карпенчук.
О том, что произошло дальше, рассказывается в документе, хранящемся в Центральном музее пограничных войск: «Смоченный бензином пылающий халат он бросил на решетку моторного люка ближайшего танка, а сам, объятый пламенем, кинулся под танк».
13-я застава рядом с селом Скоморохи располагалась в бывшей двухэтажной усадьбе («фольварке») польского «пана» Прохира с массивными стенами и большими подвальными помещениями. Перед зданием пограничниками были построены три деревянно-земляных блокгауза и оборудованы стрелковые окопы, соединенные ходами сообщений.
Командовал заставой двадцатипятилетний лейтенант Алексей Васильевич Лопатин.
Он родился 15 февраля 1915 года в селе Дюково (Затхлино) Шуйского района ныне Ивановской области. Рано остался без отца (погиб в 1918 году), вырос в деревне Аристиха Савинского района. В селе Колобово окончил школу-семилетку, в 1933 году - школу фабрично-заводского ученичества в городе Коврове (ныне Владимирской области). Работал на Ковровском экскаваторном заводе.
В октябре 1937 году Алексей был призван в Красную Армию и по его просьбе направлен в пограничное училище. В 1940 году окончил Саратовское военное пограничное, получив назначение в 90-й погранотряд на его 13-ю заставу.
Лопатин (второй справа) с пограничниками 13-й заставы зимой 1940/1941 годов.
Кроме него, на 13-й заставе были еще два командира: Гласов Павел Иванович – младший политрук и Погорелов Григорий Иванович – лейтенант, помощник начальника заставы. Офицерские семьи составляли: жена и мать начальника заставы, его крохотные сыновья Толя и Слава, жена Гласова Евдокия с дочкой Любой, жена Погорелова Евдокия с дочкой Светланой.
Всего на заставе службу несли 59 пограничников, вооруженных двумя станковыми пулеметами «Максим» времен Первой мировой, четырьмя ручными пулеметами Дегтярева ДП-27, шестью только что полученными автоматами ППД (пистолет-пулемет Дегтярева), остальное вооружение заставы – это «трехлинейки» Мосина и пистолеты комсостава. Зато боеприпасов хватало.
Когда стало ясно, что началась война, начальник заставы отправил своего заместителя лейтенанта Погорелова с 15 бойцами блокировать железнодорожный мост через Западный Буг. Вечером 22 июня на заставу приполз раненый в ногу и шею пограничник Давыдов, рассказавший, что удерживать мост удавалось чуть более получаса.
Пулеметным огнем был уничтожен взвод немецкой конницы, стремившейся первой проскочить по мосту. Тогда гитлеровцы переправились через реку выше и ниже по течению и окружили пограничников.
Последнее, что слышал Давыдов, это приказ огромного днепропетровца Погорелова: "Хлопцы, в гранаты!", после чего раздалось несколько взрывов.
Тогда же вечером 22 июня во двор заставы на коне влетел Василий Перепечкин, которого Лопатин послал за подкреплением. Не дожидаясь, когда тот спешится, Лопатин спросил:
— Ну что, пробился? Будет подкрепление?
— Кругом немцы!
— Надо было тебе через Стенятин.
— Там тоже их мотоциклисты, я попробовал по Тартаковскому шоссе, а там... Везде фашисты.
Лопатин и Гласов поняли, что ждать помощи в ближайшее время неоткуда, нужно держаться своими силами. Вечером политрук Гласов созвал на собрание десяток коммунистов. Парторг заставы сержант Д. С. Максяков в своих воспоминаниях рассказывал:
«Это было необычное партийное собрание нашей заставы. Первое собрание в боевой обстановке. Мы не избирали президиума, не вели протокола. Начальник заставы Лопатин обрисовал обстановку:
— Положение наше трудное. Фашисты окружили заставу плотным кольцом. Помощи в ближайшие часы ждать неоткуда...
Затем выступил Гласов. Он говорил спокойно:
— Коммунисты первыми шли на смертный бой с интервентами и белогвардейцами в гражданскую войну. Будем же и мы драться до последнего патрона, до последней капли крови, так же геройски, как сражалась группа Погорелова. Если потребуется, умрем, но не отступим...»
Не сумев связаться с командованием, пограничники решили сражаться до последнего. Штаб погранотряда тоже не смог связаться с ними: остатки уцелевшего личного состава (к 18:00 из каждых пяти пограничников участка в наличии был лишь один) комендант участка капитан Бершадский в ночь на 23 июня вывел в район Горохова, где они присоединились к отступавшей 124-й дивизии Красной Армии.
Расстрел советских пограничников 22 июня под Брестом.
С утра фашисты провели артобстрел заставы. Пограничники спустили в подвал женщин и детей, там же укладывали раненых, а сами из обстреливаемых блокгаузов перешли в полуразрушенное здание. К удивлению бойцов, остаток дня и ночь на 23 июня прошли в покое. Гитлеровская лавина перекатилась через советскую границу и о живой еще заставе немцы словно забыли, возможно, посчитав ее уничтоженной артобстрелом. В то же время с окончанием обстрелов пограничники заняли позиции на подступах к заставе.
Поэтому, когда утром 23 июня рядом с заставой появились направлявшиеся к Сокалю и далее на Восток грузовики с пехотой, пулеметные очереди лопатинцев остановили передвижение автоколонны. Впрочем, тратить время и ударные боевые части на пограничников немцы не собирались. Через несколько часов заставу окружила рота полевой жандармерии. По ней со второго этажа заставы открыли огонь из ручных пулеметов Максяков и Зикин, из первого блокгауза косили свинцом ручные пулеметы Галченкова и Герасимова, с фланга — стреляли из станковых «Максимов» бойцы отделения Котова, а когда враги попытались ворваться внутрь развалин, сержант Герасимов сбросил на них с высоты пока еще двухэтажного здания ящик гранат. Жандармы бежали от заставы, оставив после короткого, но жаркого боя 47 трупов.
Заставу вновь стали обстреливать, но пока из одного орудия - оно было у жандармерии единственное. Пограничники прятались в подвале, а при новых атаках встречали противника пулеметным, автоматным, винтовочным огнем.
Гитлеровцы вызвали помощь. На возвышенные места, окружавшие заставу, прибыла конная артиллерия. Теперь по заставе били несколько орудий. После огненной молотьбы от двухэтажного здания остался толстый слой кирпичных обломков и пыли. Раздробленный кирпич оказался спасительным щитом, укрывшим своды подвала. На время артобстрелов пограничники уходили в подвал, заваленный битым кирпичом. Как только обстрел прекращался, быстро занимали боевые позиции и встречали врага плотным огнем. Когда полевые жандармы пошли в очередную атаку, из подвальных окон в них полетели гранаты. Чуть ли не в упор пограничник Зикин застрелил жандармского командира, теперь уничтоженных пограничниками врагов было уже более сотни.
Только тогда на помощь жандармерии подошла воинская часть со своей артиллерией и минометами. В результате массированного артналета многие пограничники, находившихся в окопах, погибли, погиб политрук Павел Гласов.
Много стало раненых, которых перетащили в подвал. Их перевязывали женщины. Но заканчивались медикаменты, бинты, еда, вода, боеприпасы. Воду давали по глотку, берегли для раненых и детей, а больше всего для станковых пулеметов - когда стрелков становилось все меньше и меньше, на «максимы» оставалась главная надежда при отражении вражеских атак. Было уже 26 июня.
На 13-й заставе, конечно, и представить не могли всей сложности обстановки на советско-германском фронте. 24 июня немцы начали массово бомбить Минск, 26-го - войну Советскому Союзу объявила Финляндия, немцы захватили мосты через Западную Двину и нацелились на Псков, 27 июня в войну вступила Венгрия, 29 - немцы окружили оборонявшие Минск войска, начали боевые действия в Заполярье. А застава Лопатина все еще держала оборону, надеясь, что за женщинами, детьми и ранеными прилетят самолёты.
24 июня во время очередной передышки обозначили на ближайшем Карбовском лугу посадочную полосу, выложили опознавательные знаки. Тогда же отправили на связь замполитрука Галченкова и командира отделения Герасимова, — им наказали любой ценой пробиться к своим и доложить, что застава держится, ждет помощи. Но пограничники не знали, что армейские части, к которым спешили Галченков и Герасимов, сами с боями прорывались из окружения и помочь далекой уже заставе не могли.
В ночь на 27 июня гитлеровцы начали обстреливать заставу термитными снарядами. Ожиданием их доставки объяснялась некоторая пауза в артобстрелах. Фашисты специально стреляли в темноте, чтобы испугать защитников заставы белым, все сжигающим огнем, проникающим во все щели.
Обстрел продолжался всю ночь. Утром характер стрельбы изменился. После серии взрывов к заставе начали подбираться гитлеровские солдаты, а затем, вызвав огонь пограничников, отходили. Артиллеристы засекали места, откуда стреляют пограничники. Лопатин быстро понял это, пулеметчики и автоматчики после стрельбы, отогнав вражеских солдат, быстро меняли позиции, перебирались в другие окопы.
Удушливая серная вонь ползла по траншеям, скапливалась в блиндажах, проникала в подвал. Лопатин приказал законопатить все отверстия. Женщины мокрыми тряпками затыкали щели в окнах и дверях подвала, который стал теперь не только местом укрытия от снарядов, но и лазаретом, где лежали раненые.
Интенсивный обстрел термитными и бронебойными снарядами продолжался и на следующий день - враг готовился к новой атаке. Все, кто мог держать оружие, заняли места у бойниц, в блокгаузах, приготовились к отражению очередного штурма.
В подвальном отсеке, названном санчастью, появились новые раненые: ефрейтор Песков и пулеметчик Конкин, который левой рукой сжимал запястье правой - кисть была оторвана взрывом. Пока Евдокия Погорелова занималась Песковым, Анфиса Лопатина, преодолевая дурноту, бинтовала культю Конкину.
Беспрерывный артиллерийский обстрел, атаки, голод, бессонные ночи вымотали силы всех защитников. Постоянное напряжение все заметней сказывалось и на ее начальнике. Днем он командовал боем, а ночью ходил от блокгауза к блокгаузу, из одного отсека в другой — проверял дежуривших на огневых точках, подбадривал уставших, шутил с детьми и бойцами.
И только жена видела, каким усилием воли он держал себя в руках.
— Ты бы хоть на часок прилег! — попросила она, когда Алексей заглянул к ним в отсек.
Он положил руку на плечо жены:
— А ты как тут справляешься?
— Сам видишь... — И перевела взгляд на детей. Они лежали на матрацах, укутанные одеялами. Подошла Евдокия Гласова.
— Алексей Васильевич, детям оставаться здесь нельзя. И вообще всем надо уходить.
— Всем? Оставить заставу? — Лопатин пристально посмотрел на Гласову и задумался. — Нелегко, Дуся, сделать этот шаг, — помолчав, сказал он. — Был бы жив Павел, посоветовались бы... Один решить не могу. Поговорю с бойцами...
Немцы старались избежать новых своих жертв в лобовых атаках - они какое-то время не возобновлялись. Днями гитлеровцы методично вели артобстрелы. В одну из ночей к пограничникам, дежурившим в секрете, подползли две местные селянки, передали мешок с хлебом. От них стало известно, что Владимир-Волынский давно занят фашистами, которые продвигаются и дальше на восток. Также селянки сообщили, что ночью можно незамеченными уйти с заставы, немецкие солдаты живут в деревнях, ночью дороги охраняют плохо.
Комментарии (0)