Рассмотренный документ даёт нам возможность ответить на многие вопросы, но одновременно порождает и новые. Те вещи, которые были очевидны для автора и его современников настолько, что ему в голову не приходило пояснять, что это означает, являются для нас сегодня, совершенной загадкой. Например, неясна используемая система датировки в летописи. Даты событий указаны автором в соответствии с могуллским календарём, который короче юлианского на 603 года, при этом, нигде не встречается упоминаний о том, какое именно событие послужило начальной точкой отсчёта для этого календаря.
Для того, чтобы читателю было проще ориентироваться в хронологии, переводчик на полях дублировал даты в соответствии с юлианской системой летосчисления, и выглядело это так: — «лето благ. 1248». Сегодня нам уже стало понятно, что формулировка «от рождества Христова» появилась уже в двадцатом веке, хотя большинство уверено, что так говорили и тысячу лет назад. Оказывается, что это заблуждение. В России вплоть до создания СССР применялась двойная датировка. Первой указывалась дата в соответствии с юлианским календарём, например «В лето благости 1861», а следом писалось: — «В лето 7369 от сотворения мира».
До введения европейской системы летосчисления в 1700 году, в России так же использовали двойную датировку, но вместо «в лето благости» писали «в лето от воплощения бога Слова». С этим ещё как бы понятно. Русские считали Иисуса земным воплощение единого создателя всего сущего бога по имени Слов. А вот что подразумевали, говоря о лете благости?
На мой взгляд, ответ может крыться в том, что на самом деле на Руси широко был распространён , о чём очень не любят говорить христиане. А подтверждений тому имеется масса, в том числе и в архитектурных элементах, и письменных упоминаниях. Слово «зороастризм», скорее всего нашим предкам было неведомо, поэтому эта религия называлась просто: — Благая вера. Именно потому, что огнепоклонниками были большинство русских князей, причисленных к лику святых. Таких как Александр Невский, Игорь Черниговский, Роман Рязанский, и т.д. Все привычно говорят о них «благоверные», даже не задумываясь о том, почему именно их называли благоверными, а их потомков уже никогда не награждали подобным эпитетом.
Поэтому есть все основания для предположения о том, что лето благости, это формулировка, имеющая явные смысл и значение, для тех, кто её использовал, и совершенно непонятна нам. И вполне вероятно, что это связано с ещё одной страницей нашей истории, которую удалили напрочь, не удосужившись переписать. О ней просто забыли, чтобы не портить такую стройную, тщательно выстраиваемую на протяжении двадцатого века, систему мифов о тысячелетии крещения Руси.
В общем, мы сталкиваемся с обычным явлением, когда автор, описывая события, произошедшие в истории его Родины, не считает должным разъяснять очевидные для него вещи. Например, если любой из нас возьмётся за описание, последних лет существования Советского союза, то ему в голову не придёт подробно объяснять, что такое клуб, «чирик» до зарплаты, «лом», «толкучка», и многое другое. Между тем, значение этих слов необходимо пояснять не только иностранцам, но и тем, кто родился в России после девяностых годов прошлого века.
А вот для иностранца такие детали непременно являются культурным открытием, и он в своих описаниях не сможет обойти их стороной. Именно потому для нас наибольшую ценность представляют воспоминания иноземцев о Тартарии, чем летописи тех, для кого эта страна являлась родной.
Одним из таких фундаментальных письменных исторических памятников является «Путешествие в Восточные страны Вильгельма де Рубрук в лето Благости 1253».
Фломандский монах-францисканец, заручившись письмом Людовика IX, отправился в Тартарию проповедовать католическую веру среди диких язычников тартар. Во время путешествия непрерывно вёл записи, и отсылал своему королю письма. Всё это и превратилось впоследствии в книгу, которая была переведена на многие языки, и издавалась огромными тиражами. Но… В отличии от «Родословной истории о татарах…» до наших дней сохранилось не так уж много экземпляров.
Во всех справочниках и энциклопедиях, сказано, что он совершил путешествие в Монголию. Даже карта с маршрутом миссии прилагается. И это тот самый случай, когда историки даже не попытались прикрыть беззастенчивую ложь хотя бы «косметическим ремонтом». Они просто дали собственную трактовку написанному, не пытаясь изменить сам текст. Тем ценнее этот документ для нас.
Итак, расскажу о самых интересных, на мой взгляд, фактах, которые заставляют заново переосмысливать всю историю средних веков.
Гильом (которого в других вариантах перевода называют Вильгельмом) де Рубрук прибыл в Херсонес (Севастополь) в мае 1253 года на корабле. По пути из Константинополя, следуя вдоль западного побережья Чёрного моря, незадолго до прибытия в Крым он упоминает дивный остров, на котором стоит храм потрясающей красоты, который, как ему сказали моряки, был построен не людьми, а ангелами.
О чём идёт речь, понять трудно, но одним из островов на пути миссии, на котором могли существовать какие-либо строения, мог быть Зменый остров. Учитывая тот факт, что на этом острове мало кто из простых смертных бывал (во времена СССР там базировался спецназ Черноморского флота), можно предположить, что на нём на самом деле могли сохраниться следы, оставленные неизвестной цивилизацией, о которых широкому кругу общественности знать не обязательно. А может быть, Гильом видел остров Георгиевская скала (скала́ Свято́го Явле́ния) — надводная скала в виде маленького острова в 1,5 км к востоку от оконечности мыса Фиолент в 140 м. от берега Яшмового пляжа в Балаклавском районе Севастополя. Название получила от того, что по преданию в 891 году здесь терпящим бедствие греческим рыбакам явился Святой Георгий Победоносец, на скале была найдена его икона, и в том же году на побережье основан Свято-Георгиевский монастырь).
Трудно не связать упоминание об этом острове с оговоркой монаха, которая звучит в его рассказе немного позднее. Он говорит, что на севере Турции есть город Трапезунд (Трабзон, Турция), который подчиняется тартарам, а правит им Царь по имени Гвидо, который является потомком всех царей константинопольских. Как тут не вспомнить А.С. Пушкина, с его островом Буяном и князем Гвидоном!
Из Севастополя Гильом отправился в устье Танаиса (Дона), где стоял крупный портовый город Солдаия (вне всяких сомнений, портовым был в то время Азов). В Солдаию прибывали все корабли с грузами и путешественниками, следующими в Руссию и другие северные страны. Также руссы на своих кораблях везли из этого порта меха горностаев, белок, куниц, соболей, ткани из шёлка и бумазеи (хлопка), а также душистые корни в Синополь (Синоп) и Константинополь (Стамбул).
Земли к востоку Солдаии, живущие на побережье греки, называли Кассарией, что значит «Цезария». Кесари́я (греч. Καισάρεια) — под этим именем известны многие древнеримские города:
— Кесария Каппадокийская — ныне город Кайсери в Турции
— Кейсария Ливанская — ныне деревня Аарка в Ливане к северо-востоку от города Триполи.
— Кесария Мавретанская — ныне город Шаршал в Алжире, и т.д.
Это очень примечательный факт, который может оказаться ключом к разгадке тайны, над которой бьётся уже не одно поколение историков, — куда и как исчезла легендарная Хазария. Если читать повествование де Рубрука, то становится ясно, что никакого государства «Хазария» на самом деле не существовало, а история иудейского каганата существует только в головах славянофобов, которые выдают желаемое за действительное, сочиняя мифы про «татаро-монгольское иго», и вековую зависимость Руси от «хазарского каганата». И всё это, ради одной единственной цели, — убедить всех в том, что славяне во все времена были чьими-то рабами.
Гильом же ни разу в своих записках не упоминает ни о каких упоминаниях про хазар, ни тем более, не встречал их живых. Все, кого он видел на пути от Солдаии до Ателлы (Астрахани) были только руссы и тартары, и те из них, которые живут в области Зикия (Черкасская Тартария, ныне Адыгея) не подчиняются никому. При этом он уточняет, что называть их тартарами ему не рекомендовали ещё по прибытии на Дон. Дело в том, что сами себя представители этих племён называют могуллами, и для них считается обидным, что приезжие называют тартарами всех подряд без разбору. В то время как тартары это народ, который хоть и родственный могуллам, но всё-таки другой. Ситуация для нас вполне понятная. Точно так же многие эстонцы или белорусы обижаются, если иностранцы называют их русскими. Но что поделать, если для всего мира, мы все здесь русские. Кстати, знаменитый офтальмолог Эрнст Мулдашев, будучи башкиром по рождению, не стесняется быть русским, и сам о себе говорит: — «В первую очередь я русский мужик, а потом уже башкир».
А хазары (кассары), это, скорее всего, искажённое название донских могуллов, которое руссы заимствовали от местных греков. Но нам-то теперь понятно, что это не автохтонный этноним, а вульгарное (народное) обозначение, распространённое в среде соседних группах племён и народов. Такое же как «макаронник», «лягушатник», «колбасник» или «кацап» (итальянец, француз, немец, или русский).
Любопытно и упоминание о некоем Правителе по имени Вастаций, который правил землями, расположенными между Доном и Дунаем: – Валахия, Склавония, Малая Булгария и земля, которой правит Ассан. В рукописи говорится о том, что между Херсонесом и Солдаией по берегу Танаисского (Азовского) моря на высоких мысах стоят сорок замков, в которых живут готты, и язык их немецкий.
Затем Гильом упоминает церковь Святой Софии в Солдаии, где он читал проповедь на вербное воскресенье, и поведал пастве о цели своего визита. По сообщениям людей, прибывших в Орден из святой земли, один из тартарских ханов по имени Сартах, якобы принял в христианскую веру, и главный священник (Папа) отправил посольство к нему, чтобы установить с ним мир и заключить договор о взаимопомощи. Тогда люди из присутствующих в церкви, посоветовали никому не говорить о том, что он посол, потому, что тартары очень подозрительны к тем, кто называет себя послом. По их закону лжепосол подлежит немедленной казни, и обычно они не утруждаются выяснением подлинного статуса путешественника. Априори они каждого считают самозванцем.
Затем де Рубрук купил повозки, на которых руссы привозят в порт меха, а так же приобрёл волов и лошадей, на деньги выделенные самим королём Людовиком. Взял пятнадцатилетнего сироту Николая из руссов, для прислужения и присмотра за лошадьми волами. На четырёх повозках с братом Варфоломеем из Кремоны, божьим человеком Туркоманном, и купцом Госселем отправились в путь ко двору Сартаха.
Ещё одно замечание Гильома де Рубрука, которое почему то не воспринимается историками за правдивое, прямо указывает на то, что Европа была отделена от Азии водной артерией. Судя по всему об остатках этого водораздела и упоминает де Рубрук. Он говорит, что к северу от Салдаии за гористыми местностями к северу тянется по равнине, наполненной источниками и ручейками, очень красивый лес, а сзади этого леса простирается огромная равнина, которая тянется на пять дневных переходов до конца этой области к северу. Там она суживается, имея море с востока и с запада так, что от одного моря до другого существует один большой перекоп.
На севере этой области находится много больших озер, на берегах которых имеются соляные источники. Вода из них попадает в озеро, образуется соль, твердая, как лед, и из этих солончаков Бату-Хан и Сартах получают большие доходы. Со всей Руссии ездят туда за солью, и со всякой нагруженной повозки дают два куска хлопчатой бумаги, стоящих пол–иперпера. Морем также приходит за этой солью множество судов, которые все платят пошлину по своему грузу. Таким образом, в истории появляется ещё один «Царь Соломон» — Хан Батый, который подобно Сулейману Великолепному создал своё состояние, владея соляными копями.
Жилища кочевых тартар
Первыми тартарами, которых повстречали на третий день пути миссионеры, двигавшиеся от Азова на восток, были кочевники. Первое, что поразило миссионера при встрече, это устройство передвижных домов тартар. Вот как он сам их описывает:
«Дом, в котором они спят, они ставят на колесах из плетеных прутьев. Стенами его служат прутья, сходящиеся кверху в виде маленького колеса, из которого поднимается ввысь шейка, наподобие печной трубы; ее они покрывают белым войлоком, чаще же пропитывают также войлок известкой, белой землей и порошком из костей, чтобы он сверкал ярче; а иногда также берут они черный войлок. Этот войлок около верхней шейки они украшают красивой и разнообразной живописью. Перед входом они также вешают войлок, разнообразный от пестроты тканей. Именно они сшивают цветной войлок или другой, составляя виноградные лозы и деревья, птиц и зверей. И они делают подобные жилища настолько большими, что те имеют иногда тридцать футов в ширину. Именно я вымерил однажды ширину между следами колес одной повозки в 20 футов, а когда дом был на повозке, он выдавался за колеса по крайней мере на пять футов с того и другого бока. Я насчитал у одной повозки 22 быка, тянущих дом, 11 в один ряд вдоль ширины повозки и еще 11 перед ними. Ось повозки была величиной с мачту корабля, и человек стоял на повозке при входе в дом, погоняя быков».
Судя по всему, это были не какие-нибудь кибитки, а практически полноценные дома, только мобильные. Кроме того, на повозках размещались сундуки, сплетённые из прутьев, изнутри и снаружи подбитые войлоком и тканями. Женщины украшали эти «багажники» узорами, цветными лентами и оторочкой из пушнины. В сундуках умещались все необходимые в быту предметы, которые мы храним в комодах, шкафах, буфетах и антресолях.
Мечтой многих наших современников, является обладание собственным жилым автотрейлером, чтобы жить там, где хочется в данный момент. Но автотрейлер, пусть и оборудованный всем необходимым для комфортного проживания, всё же остаётся эрзац жилищем. А у тартар это были полноценные просторные дома. У одного владельца насчитывалось иной раз до двухсот таких домов. Примечательно, что у каждой из жён Бату-Хана, а их было двадцать шесть, был собственный дом на колёсах обычного размера, и по два или три маленьких, которые они ставили рядом с большим домом. Такие маленькие дома, использовались как комнаты, и предназначались в основном для девушек. Причём, в движении, одна женщина, даже самая слабая, управляла самостоятельно двадцатью или тридцатью повозками, а это, согласитесь, куда сложнее, чем править легковым автомобилем.
Вообще, роль женщин у тартар была совершенно иной, нежели в Европе, Малой Азии или Персии. Тартарские женщины имели практически равные права с мужчинами, и разделение их труда было минимальным, и скорее символическим. Даже платье мужчин и женщин почти ничем не отличалось. Кроме того, тартарские женщины были невероятно сильны физически, выносливы, ловки, и искусно владели различными видами оружия. Так же как и мужчины, они носили брюки, ездили верхом по мужски, обхватив ногами бока лошади, что для европейцев считалось доказательством «нецивилизованности», дикости и варварства.
Постели, идолы и обряды при употреблении веселящих напитков
На стоянке дома ставятся таким образом, чтобы входные двери были обращены к югу, а кровать главы семейства оказывалась изголовьем к северу. Постель женщины всегда располагается слева от мужчины, и входящие в дом, не могут повесить свой колчан на женской половине. Мужчины всегда находятся в доме у хозяина только по правую руку от него, т.е. на западе.
Над изголовьями кроватей мужа и жены, на стене прибиты куклы из войлока, которые называются «брат господина» и «брат госпожи». Между этими идолами, но гораздо выше, помещается ещё одна худощавая фигурка, которая называется домовым. На полу, у ножек кровати госпожи лежит козлиная шкура, на которой стоит маленькая статуэтка в виде женщины, которая обращена лицом ко входу в жилище. А на стене у самого входа, со стороны женской половины, имеется изображение коровьего вымени. Восточная, она же женская часть дома, обозначена выменем коровы потому, что у тартар коров доят только женщины. А поскольку кобыл доят только мужчины, то на их стороне, западной, у входа имеется изображение кобыльего вымени.
Интересен обряд употребления алкоголя. Это не просто застолье, а священная церемония. Сначала, виночерпий окропляет изображение Брата господина, а затем по очереди все прочие изображения. Затем он выходит из дома, и кропит на юг, славя при этом огонь. Потом он так же кропит на восток и запад, славя воздух и воду, каждый раз становясь на одно колено и кланяясь. Потом поминает умерших предков, обратясь на север. Только после этого глава дома берёт в руки чашу, и отливает какую то часть напитка под ноги, славя мать – Землю. В том случае, если он пьёт сидя верхом на коне, то льёт напиток не наземь, а на гриву коня.
Только после этого, господин отпивает первый глоток. При этом, все присутствующие, громко выкрикивают слово «га!». Вот почему русские, поднимая бокалы говорят «Поехали!», или «Давай!». Ведь «га», как известно, это общая для многих языков частица, обозначающая движение. В русском языке таких слов великое множество. Например:
— но-га (часть тела, предназначенная для движения),
— бродя-га (человек, который за еду или подарки переправлял заезжих в незнакомую местность, с берега на берег реки вброд,
— Кочер-га (от татарского «кючир», что значит переводить, переносить, пихать, вытаскивать. Отсюда же и этимология слова «кучер»), и т.д.
Но самое интересное слово, на мой взгляд, которое дошло до нас издревле, и также имеет частицу «га», это теле-га. Нас искренне убеждают в том, что слово «теле» — (др.-греч. τῆλε), означает «далеко». Так что, получается, что древние руссы заимствовали это слово у древних греков потому, что своего понятия «далеко» не существовало?
Когда из иностранного языка заимствуется какое-либо слово, обозначающее понятие, аналога которого не существует в родном языке, то это понятно. Например, в абхазском языке отсутствовали аналоги собственных понятий «магазин» или «театр», о которых они узнали впервые от русских, поэтому сегодня в Абхазии на вывесках указанных заведений, написано: — «Амагазин» и «Атеатр».
И я всерьёз полагаю, что утверждение о том, что греки одарили мир такими именами как Андрей, или Дмитрий должно и нужно подвергать сомнению. Очень может быть, что всё было в точности до наоборот. Когда создавали «древнегреческий» язык, к заимствованным из других языков словам, просто добавляли окончания «ис», «ус», и т.д. Так появились Андреас и Деметриус.
А раз так, то и слово «теле» вполне могло быть либо заимствованным, либо общим словом для различных языков. Ведь, по меньшей мере странно было бы предположить, что слово «телега» (далеко везти) было привезено из-за моря. Разве исстари на Руси не существовало понятия «далеко»?
А вот с могуллами нас роднит величайшее число традиций, в том числе и такая, как запрет для домочадцев и гостей прикасаться к еде и напиткам ранее главы семейства. Она для нас, и по сей день свята, в отличии от представителей западной цивилизации.
В тот же момент, как участники ритуала выкрикивают «га!», по словам де Рубрука, гитарист ударяет по гитаре. Тогда все пьют, и начинают хлопать в ладоши. К сожалению, он не оставил описания того инструмента, который он называет «гитарой». Им с одинаковым успехом могли являться думбыра, мандолина, гусли, и даже балалайка.
Зато сохранились сведения о том, что именно пили тартары. Во время первого обряда, на котором присутствовал Гильом де Рубрук подавали пиво из риса, проса и ячменя, а так же медовуху. Все напитки пришлись ему очень по вкусу. И тут мы в который раз встречаем грубые несовпадения с современными сведениями, изложенными в учебниках истории.
Считается, что рис оказался на территории современной России только в середине VIII века, когда его завезли из Персидского похода донские казаки. И назывался в то время рис, якобы сарацинским (сорочинским) пшеном. Однако в целом ряде источников, на которые ортодоксальные историки предпочитают не ссылаться, имеются сведения о том, что рис был широко распространён на Руси за несколько веков до указанного Персидского похода. То же относится и к кукурузе. Нас постоянно убеждают в том, что маис (или кукуруза), была завезена в Европу после открытия Колумбом Америки. Между тем, имеются сведения о том, что задолго до плавания Колумба, в Персии уже выращивали кукурузу, и ею торговали на базарах Самарканда и Бухары ещё во времена правления Тамерлана.
Чем питались тартары
Миссионер рассказывает о том, что тартары едят «всякую падаль». Оно и понятно, обилие мяса в рационе кочевников, в самых различных видах, и приготовленного непривычными для европейцев способами, казалось ему странным, и совершенно «нецивилизованным». Однако из его же слов следует, что меню тартар было очень разнообразным, и по нашим современным меркам, — изысканным. То, что францисканскому монаху, привычному к каше, сухарям и мускатному вину казалось «варварской» пищей, сегодня могут позволить себе только обеспеченные граждане, потому, что суджук, махан (махан — тот-же хамон, только из конины), луканка, буженина, карбонад, сыровяленые и сырокопчёные колбасы, всё это теперь стало деликатесами, которые могут позволить себе немногие, и не каждый день.
Летом же, когда жарко, и высококалорийная пища не требовалась в большом количестве, тартары отдавали предпочтение молочным продуктам. Из молока коров, коз, верблюдов и лошадей, они делали невероятно разнообразные продукты, большинство из которых нам сегодня уже неизвестны. В то время, когда на столе преобладали кумыс, различные блюда из творога, самые разнообразные сыры, холодные супы на основе айрана или катыка с овощами и сладкими корнеплодами, мёд, огромное количество разновидностей лапши, блинов и хлебобулочных изделий, мяса почти не ели, а заготавливали излишки впрок.
Для этого из шкур баранов делались бурдюки, которые заполнялись кусками посоленного мяса, переложенными душистыми травами и кореньями, а потом коптились на холодном дыму целиком, плотно зашитые нитями из жил животных. Не знаю как на самом деле, но лично мне представляется, что такое блюдо было невероятно вкусным, и сегодня могло бы стать сенсацией в самых изысканных ресторанах мира.
Ели тартары и практически не приготовленное мясо. Нарезанные тонкими ленточками и подсоленные ломтики мяса, вывешивались на солнце, где они, обдуваемые ветром, высушивались за несколько часов. Такие ломтики выкладывали на большие блюда, из которых тартары, усевшись кругом, брали лакомство вилками, и с удовольствием ели. Здесь снова мы сталкиваемся с расхождением описаний очевидцев, и современных историков.
Принято считать, что такой столовый прибор как вилка, это «подарок миру от просвещённой Франции». Якобы в четырнадцатом веке, королева Франции Жанна Д'Эбре, была владелицей единственной в мире вилки. И будто бы подражая ей, французские вельможи переняли от неё моду пользоваться этим предметом. А простые обыватели не использовали вилок вплоть до середины девятнадцатого века. Однако, францисканский монах в своём монастыре пользовался вилкой ещё в середине тринадцатого. И он был сильно удивлён, что «дикие», по его мнению, тартары, пользуются этим предметом ежедневно, повсеместно, и вне зависимости от социального статуса. Утверждение о том, что вилка долгое время была привилегией богачей, рушится как карточный домик.
У меня вообще сложилось мнение, что посол «цивилизованной» Европы писал о Тартарии с такими раздражением и неприязнью только по одной причине: — он позавидовал тому, что в отличии от его мира, где богатые жили совершенно не так как бедные, в Тартарии даже мужики с бабами жили богаче европейских вельмож и монархов. Бедному монаху, который проповедовал смирение и аскетический образ жизни, попросту было завидно, что язычники, не почитающие Иисуса своим господом, имели всё то, что в западной цивилизации считалось роскошью. И при этом они радовались жизни, не знали нужды ни в чём, жили там, где хотели, путешествовали туда, куда вздумается, не имели господ, и вообще, вели себя «непозволительно вольно».
Рецепт приготовления настоящего кумыса
Сперва, требуется обратить внимание на то, что слово «кумыс», вероятно более позднего происхождения. В рукописи говорится о кобыльем молоке, называемом могуллами «kosmos». Неизвестно, есть ли связь между кумысом и «древнегреческим» «космосом» (κόσμος «мир», «Вселенная»), но на всякий случай лучше этот момент взять на заметку, ибо слишком уж часто нам приходится обращать внимание на «древнегреческий» язык. А ведь, как известно, трёхкратное повторение, это уже не совпадение, а закономерность.
Кумыс, так полюбился монаху, что он записал подробный рецепт его приготовления. Возможно, он предполагал, что по возвращении на Родину, он сможет наладить производство этого напитка в Европе. Но поскольку Европа по сей день предпочитает виноградное вино и ячменное пиво, то очевидно, что его бизнес-проект потерпел фиаско. Считаю разумным привести этот рецепт так, как его записал сам Гильом де Рубрук:
«Самый кумыс, то есть кобылье молоко, приготовляется следующим образом. На двух кольях, вбитых в землю, они (могуллы) натягивают длинную веревку; к этой веревке они привязывают около третьего часа дня детенышей кобылиц, которых хотят доить. Тогда матки стоят возле своих детенышей и дают доить себя спокойно. А если какая–нибудь из них очень несдержанна, то человек берет детеныша и подносит к ней, давая немного пососать; затем он оттаскивает его, и на смену является доильщик молока.
Итак, накопив большое количество молока, которое, пока свежее, так же сладко, как коровье, они наливают его в большой бурдюк или бутыль (butellum) и начинают бить по нему приспособленной для этого деревяшкой; величина ее внизу с человеческую голову, а внутри она просверлена. Как только они начинают сбивать, молоко начинает кипеть, как новое вино, и окисать или бродить, и они его сбивают до тех пор, пока не извлекут масла.
Тогда они пробуют молоко и, если оно надлежаще остро, пьют. Ибо оно при питье щиплет язык так же, как вино с прибавкой свежего винограда, а когда человек перестает пить, оно оставляет на языке вкус миндального молока и доставляет много приятности внутренностям человека, слабые же головы даже опьяняет; также вызывает оно много мочи. Они делают также для нужд важных господ каракосмос, то есть черный кумыс. В этом случае кобылье молоко не свертывается. Правилом служит то, что ни у одного животного, если оно не стерильно, молоко не подвергается свертыванию. Если в брюхе кобылицы нет зародыша жеребенка, то молоко кобылицы не свертывается.
Итак, они настолько сбивают молоко, что все, что в нем есть густого, идет прямо на дно, как винная гуща, а то, что чисто, остается сверху, и оно напоминает собою сыворотку или белый виноградный сок».
Эту гущу отдавали простым мужикам и бабам, а те напившись ею засыпали, потому, что она не только пьянит разум, и но и оказывает мощное снотворное действие.
При производстве кумыса вырабатывается много жирного сливочного масла, которое невозможно употребить в пищу сразу же, до тех пор пока оно не прогоркло. Поэтому масло долго варили, и уже топлёным, заливали в бурдюки, зашивали нитками, и в таком виде оно сохранялось достаточно долго, вплоть до нового лета.
Другим продуктом, который вырабатывался при изготовлении кумыса, был творог. Количество творога также было столь велико, что имелась необходимость его консервации впрок. Делалось это весьма просто, творожную массу обильно сдабривали солью, добавляли пряных трав или семян, затем небольшие порции плющились в виде крупных таблеток, чтобы избавиться от влаги, и высушивались на горячих камнях под солнцем на продуваемой ветром площадке.
Такие «таблетки» из высушенного творога, — твёрдые как сухари, хранятся сколь угодно долго, и являлись великолепным «сухим пайком» для пастухов, воинов и путешественников во время длительных переходов. Мешочка, притороченного к поясу всадника, хватало на много дней пути, чтобы перекусывать на ходу, не спешиваясь, когда требовалось передвигаться быстро, без остановок, требующихся для приготовления пищи. Нечто подобное до сих пор сохранилось в кухне среднеазиатских республик под названием – курт. Правда формуются кусочки творога, замешанного на катыке (разновидность кефира) в виде шариков, и не содержат никаких специй кроме поваренной соли.
Особенности национальной тартарской охоты
Богатые могуллы имеют на юге собственные поместья, из которых им зимой доставляют просо и муку. А простые мужики получали всё это в обмен на мясо, меха и кожи. Кроме мяса домашнего скота, в Тартарии много едят различных грызунов. Пойманных сапсанами и кречетами мышей и крыс, отдавали на корм ловчим птицам, а вот соней, сурков, сусликов и кроликов, которых в степи водится в изобилии, могуллы ловили сотнями. Гильом де Рубрук упоминает и о зайцах с длинными, как у кошки хвостами, с чёрными и белыми волосами, которые нечасто, но встречались во времена его путешествия.
Кроме того, монах говорит о великом множестве других видов мелких зверьков, названий которых он даже не знает, но в которых прекрасно разбираются местные. Из всех из них приготавливались разнообразные кушанья.
Охотились могуллы и на диких газелей и ослов, которых водилось в изобилии. А также и на совсем экзотических для европейца зверей. Например, монах упоминает диковенного аркали, который похож на барана, но намного больше, и рога его, загнутые далеко назад, столь велики и тяжелы, что поднять одной рукой их Гильому так и не удалось. Для флорентийца это чудо чудо конечно, но мы то понимаем, что упомянутый им «аркали», это всего-навсего архар.
Крупных животных могулы добывали преимущественно с помощью луков и стрел, а на мелких охотились при помощи ловчих птиц, чего на Родине монаху встречать не доводилось.
Кроме того, объектами охоты были многочисленные пушные звери, шкуры которых шли на изготовление одежды. Меха привозят в основном из Катая, Великой Волгарии (Казанского царства), Паскатира (Башкирии), Великой Венгрии (Чувашии), Московии, Руссии, и других северных провинций. А бумажную материю, золотую и шёлковую, доставляют из Персии и других южных стран.
Меха требуются для пошива зимних одежды и обуви, каких во Флоренции Гильом никогда не видел. Для него в диковинку оказалось, что в Тартарии носят две шубы сразу. Одну мехом внутрь, а другую, мехом наружу. Эти шубы шьют из выделанных мягких шкур медведей, волков, лисиц, и… И из шкур павианов (papionibus). Каких зверей монах назвал павианами, большой секрет. Тем не менее, что написано пером, как известно, не вырубить топором. Отнесём этот факт на одно из заблуждений божьего человека, у которого могла закружиться голова, от обилия экзотики в мире, в котором он очутился.
А методы охоты на зверей, согласно свидетельства монаха, не изменились и по сей день. За исключением оружия охотников, добыча зверя производилась классическим методом загонной охоты, когда выставлялись номера (стрелки в засаде), а загонщики шли цепью по лесу. Криками, стуком деревянных колотушек, и дудением в рожки создавали шум, и выгоняли всех зверей из леса прямо под стрелы номеров.
Автор: kadykchanskiy
Источник:
Комментарии (3)