Мейер Е. Е. Селение Тыр на правом берегу реки Амур
Франция была бесконечно далеко, оттуда приходили редкие вести и полугодовой свежести. Королевство доживало последние относительно спокойные годы перед чередой потрясений. А экспедиция в далеком Тихом океане продвигалась своим размеренным ходом.
Дальний Восток
В начале апреля 1787 г. «Буссоль» и «Астролябия» покинули гостеприимную Манильскую бухту. Курс был рассчитан на северо-запад. 21 апреля с бортов кораблей увидели берега Формозы. Еще во время нахождения в Макао Лаперуз получил информацию, что этот остров восстал против центральных китайских властей, и для исправления ситуации ожидалось прибытие двадцатитысячной правительственной армии. Было решено подойти к гавани главного порта Формозы Тайнаню для того, чтобы узнать последние новости о происходящих событиях.
Форт Зеландия
Тайнань был примечателен еще тем, что в этом месте находился старинный голландский форт Зеландия. Из-за недостаточных сведений о здешних глубинах Лаперуз опасался подходить близко к берегу. Не зашел он и в гавань Тайнаня, не зная, какой прием ему там окажут. Все попытки узнать от местных рыбаков о политической ситуации на острове разбивались о глухой лингвистический барьер. Труженики моря охотно брали предлагаемое им за улов золото, однако попытки объясниться ни к чему не приводили.
Наконец, Лаперуз решился пройти с десяток лье вдоль побережья курсом на север. Следуя в этом направлении, экспедиция вскоре обнаружила активно выгружающиеся на берег китайские правительственные войска и сопровождавший их флот. Его адмирал, чей корабль стоял у берега на якоре, не предпринимал каких-либо враждебных действий против французов, однако все китайские корабли на всякий случай держались вне дистанции досягаемости артиллерийского огня.
Поняв, что оказался практически в центре чужой для него войны, Лаперуз посчитал за благо удалиться в открытое море. Бегло осмотрев по пути Пескадорские острова, «Буссоль» и «Астролябия» двинулись дальше на северо-запад. Осматривая по пути некоторые острова из архипелага Рюкю, французы приблизились к Корейскому проливу, который встретил их довольно густыми туманами. Скорость хода пришлось снизить. Лишь 19 мая, после более чем двухнедельной плохой видимости, установилась относительно ясная погода.
Путешественники приблизились и уточнили берега острова Чеджу (тогда европейцы называли его Квельпарт). Открытие этого острова произошло при весьма трагических для европейцев обстоятельствах. В 1653 году у берегов неизвестного участка суши потерпел крушение голландский торговый корабль «Спервер». Нескольким морякам из его экипажа удалось спастись, но только для того, чтобы угодить в плен к местным жителям. Голландцы вынужденно «гостили» на острове почти восемнадцать лет. По их воспоминаниям, пленников использовали как простую рабочую силу. В конце концов, пленники раздобыли лодку, на которой им и удалось покинуть Квельпарт.
21 мая «Буссоль» и «Астролябия» форсировали Корейский пролив и вошли в воды малоизвестного для европейских мореплавателей Японского моря. Берега Кореи остались позади. Очевидно, факт появления незнакомцев несколько встревожил местные власти, которые отправили для наблюдения за французами два корабля. Те некоторое время следовали за «Буссолью» и «Астролябией», не пытаясь приблизиться, а потом окончательно отстали.
27 мая был обнаружен неизвестный остров, не обозначенный ни на одной из имеющихся на борту карт. Он получил наименование остров Дажелет – в честь одного из экспедиционных астрономов, первым заметившего его. Первоначально в намерения Лаперуза входило посещение Хонсю, или острова Ниппон, как его называли европейцы. Однако противные ветры, с которыми кораблям приходилось постоянно бороться, заставили отказаться от этой идеи.
График экспедиции был очень плотным, а в этот сезон планировалось многое успеть. Командующий экспедицией отдал приказание все-таки сменить направление движения и следовать к материку. Земли, расположенные в этом регионе Востока, были для просвещенных европейцев если не белым пятном, то, во всяком случае, «сумеречной зоной», о которой имелось крайне мало информации.
Японская джонка
На тогдашних картах местность, лежащая на противоположной Японии стороне, именовалась Тартария, или Татария. Это регион был огромен даже на бумаге: Тартарией было принято считать всю территорию от Каспия вплоть до Тихого океана и от северных границ Китая и Индии до Арктики. Оставляя Японские острова справа по борту, корабли Лаперуза шли на норд-ост. По пути им неоднократно встречались японские лодки и даже корабли. Наладить хотя бы скоротечный контакт не удавалось в силу непреодолимых языковых трудностей.
Тартария
11 июня 1787 года «Буссоль» и «Астролябия» подошли к континенту – по расчетам Лаперуза, в том месте, где Корея плавно перетекает в так называемую Маньчжурскую Татарию, или современную Маньчжурию. Корабли следовали вдоль скалистого, покрытого обширным лесом берега, то увеличивая, то сокращая дистанцию до земли. Частыми спутниками исследователей были густые туманы. Не было пока что обнаружено ни аборигенов, ни их жилья или каких-то других признаков деятельности человека. Неторопливая съемка побережья с редкими высадками продолжалась до 23 июня, когда мореплаватели обнаружили обширную и удобную бухту. В шесть часов вечера корабли бросили якорь в месте, которое впоследствии получит название бухты Русской (до 1972 года – Тавайза).
Тут французы планировали задержаться дольше – по мнению Лаперуза, восточное побережье Татарии было одним из немногих мест, на которые не ступала нога, а значит, и слава Джеймса Кука. Поэтому был реальный шанс на лавры первооткрывателей. Исследовательская экспедиция, организованная голландцами на кораблях «Бресенс» и «Кастрикум» в 1643 году, бывала в Японском море и даже посещала саму Японию. Однако побережья Татарии голландцы явно не видели.
После недолгих сборов была организована высадка. К радости подуставших от однообразного судового рациона исследователей, на берегу бухты были замечены олени и медведи, а в прибрежной воде было много рыбы. По распоряжению Лаперуза вся корабельная провизия, включавшая в себя большую долю солонины, была оставлена на потом, а личный состав перешел на местные ресурсы, среди которых обнаружились в большом количестве дикий лук, щавель и сельдерей.
Осмотр побережья выявил многочисленные признаки частого пребывания тут людей. Французы даже обнаружили захоронение, возраст которого, по их предположениям, не превышал одного года. В могиле, которая более походила на деревянный склеп, были обнаружены тела двух человек и предметы быта и утвари. Осмотр находок показал, что местное население, в контакт с которым гости пока что не вступали, довольно тесно торгует с Китаем. После подробного осмотра склеп был оставлен в покое. Пополнив запасы воды, «Буссоль» и «Астролябия» 27 июня покинули бухту.
Движение заданным курсом осуществлялось довольно медленно – корабли часто попадали в густой туман. Опасаясь мелей и подводных скал, Лаперуз нередко отдает приказание встать на якорь до прояснения видимости. 4 июля была обнаружена обширная бухта вместе с впадающей в нее рекой. Решено было сделать остановку и произвести высадку. Как и ранее, не удалось обнаружить местных жителей, однако, судя по брошенной совсем недавно охотничьей хижине, люди здесь были. В знак миролюбия французы оставили возле хижины несколько железных топоров, прихватив в качестве сувенира одну из шкур. Лаперуз не нашел причин для длительной стоянки в этом месте и, обозначив его как бухту Сюффрена (ныне бухта Гроссевичи Хабаровского края), отправился далее.
В начале июля 1787 года «Буссоль» и «Астролябия» достигли побережья Сахалина. Мореплаватели заметили несколько гор, самую высокую из которых назвали пиком Ламанона (ныне гора Краснова) Робера де Ламанона, физика, ботаника и метеоролога экспедиции. В Европе об этом острове (или, как тогда считали, полуострове) было чрезвычайно мало информации. Одной из задач, поставленных Лаперузу, было выяснить окончательно, имеется ли пролив между материком и Сахалином, и тем самым доказать, что последний является островом, либо опровергнуть это.
12 июля корабли бросили якорь в маленькой бухточке. Перед тем как заняться вопросом обозначения Сахалина в виде острова или полуострова, Лаперуз хотел наладить контакт с местным населением. На берегу удалось разглядеть несколько хижин, чьи жители в страхе убежали в близлежащий лес. Высадившаяся с обоих кораблей группа осмотрела покинутые жилища, ничего не тронув. Для улучшения переговорного климата тут же были оставлены подарки.
Через некоторое время в бухту вошла лодка с несколькими туземцами, которых вид необычных гостей, казалось, совершенно не удивил. При помощи жестов и мимики удалось наладить некоторое подобие общения. По всей видимости, французы столкнулись с народом айнов. Вполне мирный диалог продолжился и на следующий день. Айны, по мнению исследователей, оказались очень сообразительными – им были знакомы перо и бумага. Многие предметы утвари были китайского или японского происхождения.
По просьбе Лаперуза один из пожилых айнов на земле нарисовал карту Сахалина, дав знаками понять, что пролив между ним и континентом судоходен. К югу от Сахалина старик нарисовал еще один остров, добавив, что и в данном месте также могут пройти корабли. По всей видимости, это был Хоккайдо. Один из спутников старика, довольно молодой охотник, к изумлению французов попросил жестами у них бумагу и карандаш. Он также изобразил Сахалин, но его карта была более подробной. На ней было указано устье Амура, которое маньчжуры называли тогда Сахалиян-ула, или Черная вода. Охотник также обратил внимание гостей на то, что пролив между островом и континентом имеется, и он судоходен.
В заливе де Лангля
Ободренный полученными сведениями, Лаперуз приказал на следующий же день сниматься с якоря. Залив, в котором бросили якоря корабли, был назван в честь командира «Астролябии» Флёрио де Лангля. Экспедиция двинулась на север в надежде отыскать заветный пролив.
Общение с местным населением происходило регулярно. К вящей радости французов, им удалось на берегу встретить двух маньчжуров, прибывших с континента для торговли. Среди экипажа были китайцы, которые были завербованы еще в Макао. Они прекрасно понимали маньчжуров и выступили в роли переводчиков.
Экспедиция неторопливо пробиралась на север – производились регулярные замеры глубин. К некоторому удивлению исследователей, глубина постепенно уменьшалась. 24 июля, встав на якорь у берега континента, Лаперуз решил отправить вперед на разведку шлюпки. Он сильно опасался, что один или оба его корабля могут плотно сесть на мель в этом безнадежно удаленном от какой-либо цивилизации месте. Экипажам шлюпок, памятуя прошлогоднюю трагедию в гавани Французов, были даны строжайшие инструкции. Как назло, на море стало усиливаться волнение. Шлюпки, с трудом противостоя волнам, продвинулись на север на несколько миль, регулярно осуществляя промеры – глубина в этом месте достигала не более шести саженей. Наконец волнение и ветер усилились до такого уровня, что разведчики были вынуждены вернуться, и не без труда, а «Буссоль» и «Астролябия» снялись с якоря.
Началась штормовая погода с сильным ветром. С трудом корабли продвигались на юго-запад, пока 28 июля на побережье «Татарии» не была обнаружена обширная бухта, которую было решено использовать как стоянку. К тому же, требовалось пополнить запасы древесины и пресной воды. Лаперуз назвал это место заливом де Кастри в честь морского министра Франции (с 1952 года – залив Чихачева).
Лаперуз посчитал, что полученные от айнов сведения не совсем точны, и пролив, если он и существует, слишком мелок для его кораблей. Для того чтобы покинуть акваторию Японского моря, по его мнению, требовалось пройти проливом между Сахалином и Хоккайдо. Все необходимые путешественникам ресурсы имелись в большом количестве в заливе де Кастри. Возле берега в изобилии ловился лосось.
Деревня местных жителей, называвших себя народом орочи, встретила гостей дружелюбно. Аборигены в беседе с гостями дали понять жестами, что в районе пролива между Сахалином и континентом имеются многочисленные отмели, которые позволяют даже перетаскивать лодки. Это окончательно убедило Лаперуза, что данный пролив является скорее мелкой протокой и не проходим для кораблей.
«Буссоль» и «Астролябия» находились в заливе де Кастри вплоть до 2 августа, после чего двинулись в обход южной оконечности Сахалина. В планах экспедиции было посещение Курильских островов и Камчатки. Один из корабельных врачей, Роллен, обнаружил у нескольких матросов первые признаки цинги: опухшие десна и колени. Роллен настоятельно рекомендовал Лаперузу произвести длительную остановку на берегу и дать командам отдых. Пока что борьба с болезнью свелась к усиленной выдаче противоцинготных средств.
Камчатка
11 августа 1787 года путешественники достигли южной оконечности Сахалина – возле мыса, получившего название мыс Крильон в честь французского полководца второй половины XVI века. Здесь корабли застиг штиль. Пролив, отделяющий Сахалин от Хоккайдо, спутники Лаперуза настойчиво предлагали назвать его именем – командующий экспедицией категорически отказывался из-за своей природной скромности. Однако впоследствии, после опубликования его дневников и записок, пролив Лаперуза прочно укоренился на географических картах.
Пролив Лаперуза на карте из атласа к «Полному собранию ученых путешествий по России», 1818–1825 гг.
Нахождение в районе южных Курильских островов было отмечено ветрами и непогодой. Из-за этого обстоятельства было решено отказаться от их подробного осмотра и описания. «Буссоль» и «Астролябия» шли в Авачинскую бухту, и 5 сентября с их бортов были замечены очертания Камчатки.
Петропавловская гавань. Рисунок 1812 г. Вид с узкой косы (Кошки) на Авачинскую сопку. Под ней большие здания: казенный магазин, дом коменданта и Российско-Американской компании, которой еще не было во время захода Лаперуза
Вечером 6 сентября корабли находились у входа в Авачинскую губу. 7 сентября утром они встали на якорь. Вскоре на борт явился не кто иной, как комендант гавани Петра и Павла поручик Хабаров собственной персоной. Для этой цели он проделал путь почти в пять лье (немногим менее 28 км) на лодке. Хабаров сообщил обрадованным французам, что через пять дней сюда прибудет более высокое начальство, которое везет с собой почту для Лаперуза и его спутников. Как оказалось, их тут давно ждали.
Петропавловск-Камчатский в то время представлял собой небольшую деревню. В подчинении поручика Хабарова для поддержания порядка и охраны вверенной ему территории имелось около сорока солдат и казаков. Административно Петропавловск-Камчатский находился в составе Охотского уезда Иркутского наместничества, учрежденного в 1783 году. То есть непосредственное начальство поручика находилось в уездном городе Охотске и должно было добраться примерно через неделю.
Первыми европейцами, побывавшими в этом месте, были английские корабли «Резолюшн» и «Дискавери», посетившие гавань Петра и Павла в 1779 году дважды. Джеймс Кук оставил вполне восторженное для англичанина описание этой местности, подчеркнув, что гавань Петра и Павла способна вместить весь тогдашний английский и французский флоты вместе взятые.
Поручик Хабаров как радушный хозяин окружил гостей вниманием и заботой. Причем делал он все по своей инициативе, а не по приказу, как, например, это происходило во владениях испанской короны. Большим подспорьем в общении с русской стороной было наличие в составе экспедиции Бартелеми де Лессепса, сына французского посла в Петербурге. Он вполне сносно мог изъясняться по-русски и был переводчиком.
В ожидании прибытия губернатора Охотска Козлова-Угренина Лаперуз решил оборудовать на берегу обсерваторию. Когда он попросил на это разрешения у Хабарова, то нашел самую горячую поддержку. Желание поручика помочь гостям было столь велико, что он немедленно выселил своего секретаря с семьей из его дома, чтобы там могли разместиться французские астрономы. В помощь натуралистам, для которых местные флора и фауна стали богатейшим объектом для изучения, были выделены в помощь восемь казаков.
Вскоре после некоторой задержки в пути прибыл охотский губернатор Козлов-Угренин. Как выяснилось, его визит в гавань Петра и Павла не был связан с экспедицией Лаперуза, а представлял скорее инспекционную поездку. Обе стороны были чрезвычайно довольны встречей – Козлов оказался умным, образованным и любознательным человеком, к тому же он говорил по-французски. Почты для экспедиции с собой у него не оказалось, однако ее должен был доставить позже специальный нарочный из Охотска.
В честь гостей Козлов устроил званый вечер с танцами. Французы были потрясены обильностью угощения и гвоздем программы – камчадальскими танцами. Правда, последние на них произвели меньшее впечатление, чем стол и русские песни. Несмотря на крайне скудное количество скота на Камчатке, Козлов подарил Лаперузу нескольких живых быков. Все попытки заплатить за животных к успеху не привели. Лаперуз утверждал, что даже в формально союзной испанской Маниле и других владениях Мадрида им приходилось платить за все доставляемые припасы – и не всегда дешево. Однако этот аргумент Козлов разбил утверждением, что у «русского правительства другие принципы».
Через несколько дней прибыл нарочный из Охотска с большим пакетом почты для экспедиции. Чтобы попасть к адресату, письма проделали путь в тысячи миль от Петербурга до Тихого океана. С большой радостью Лаперуз узнал из полученных документов, что ему присвоено звание коммодора. Это событие было отмечено артиллерийским салютом.
Памятник капитану Кларку и Делилю де ла Кроеру в Петропавловской гавани
[left][/left]По просьбе путешественников, им показали могилу француза Людовика Делиля де ла Кроера, русского академика, географа и астронома, участника экспедиции Витуса Беринга. По распоряжению Лаперуза на могиле была установлена медная табличка с надписью.
Русское гостеприимство подкупало своей бездонностью и неисчерпаемостью, однако погода вносила свои коррективы. Начало холодать, а в планах экспедиции было не зимовать в здешних краях и вернуться в тропики. «Буссоль» и «Астролябия» пополняли запасы, готовясь вновь выйти в море.
В гавани Петра и Павла на берег сошел Бартелеми де Лессепс, которому предстояло выполнить важнейшую миссию. Он должен был доставить в Петербург донесения, экспедиционный дневник Лаперуза и часть коллекции. Около года этот француз добирался по бескрайним просторам России, преодолевая колоссальные расстояния сначала на собачьих упряжках, а потом на повозке. Кроме академика Монжа, высаженного из-за непрекращающейся морской болезни на Тенерифе, Лессепс оказался единственным выжившим членом экспедиции Лаперуза.
Путешествие Бартелеми Лессепса из Петропавловска в Петербург
30 сентября 1787 года под артиллерийский салют береговых батарей гавани Петра и Павла «Буссоль» и «Астролябия» покидали Камчатку. С Козловым и Хабаровым прощались очень тепло. «Ни в одной другой стране мира и никогда гостеприимство не проявлялось с большей внимательностью и заботой», – писал Лаперуз.
Снова в тропики
Оставив за кормой берега Камчатки, корабли шли на юго-восток, преодолевая довольно сильное волнение. Юго-восточнее Камчатки на некоторых картах был обозначен крупный населенный остров, который был якобы открыт испанцами в 1620 году. Экспедиция прошла указанные координаты, но никакого острова обнаружить не удалось. Как и многие другие «земли», «острова» и «страны», он являлся плодом воображения утомленных долгим плаванием людей.
Согласно имеющимся предписаниям, третий год своей экспедиции Лаперуз должен был посвятить изучению изобиловавшей островами и архипелагами юго-восточной части Тихого океана. После череды штормов «Буссоль» и «Астролябия» попали в полосу попутного ветра, и к концу октября окружающий воздух значительно прогрелся. Такой быстрый переход от холода к жаре негативно сказался как на самом Лаперузе, так и на членах его команд. Коммодор приказал каждое утро выдавать морякам порцию кофе, а помещения тщательно проветривать.
21 ноября 1787 года корабли в третий раз после отплытия из Бреста пересекли экватор. Плавание в пустынных тропических водах было однообразным и сопровождалось изнуряющей жарой. Свежая провизия, взятая на Камчатке, уже давно закончилась, и экипажи вновь перешли на опостылевшие солонину и галеты. В конце ноября удалось поймать двух акул – их съели для разнообразия рациона. Изредка удавалось подстрелить птиц, которые, несмотря на сильный привкус рыбы, казались испытывающим острый недостаток в свежем провианте путешественникам «вкуснее вальдшнепов».
6 декабря с борта наконец увидели долгожданную землю – это были острова Мануа из архипелага Самоа. На следующий день бросили якорь возле одного из островов. Вопреки ожиданиям, к кораблям не понеслась флотилия пирог. Море было пустым, однако на берегу было замечено множество туземцев, сидящих в спокойных позах в тени пальм. Казалось, прибытие двух «больших лодок» их никак не удивляло, словно они жили на берегу какого-нибудь Ла-Манша. Лишь после значительной паузы к кораблям недоверчиво приблизилось несколько пирог, и был произведен мелкий обмен. Лаперуз заметил, что местные островитяне не были честны в торговле.
«Буссоль» и «Астролябия» двинулись дальше – в лабиринте островов приходилось много лавировать. В другом месте архипелага аборигены оказались более общительными, и у них удалось выменять не только кокосовые орехи, птиц, но и поросенка.
Через пару дней корабли приблизились к острову Маоуна (ныне Тутуила в составе Американского Самоа). Остров, как все участки суши в этом регионе, был живописным. Поскольку дело шло к вечеру, Лаперуз, опасаясь рифов, приказал отдать якоря, а к берегу подойти уже на следующее утро. Несмотря на позднее время, к «Буссоли» и «Астролябии» приблизились пироги островитян, с которыми была произведена меновая торговля. Лаперуз планировал осуществить высадку на остров. Дело было не только в недостатке свежей провизии – имелся дефицит свежей воды, которая была еще «камчатской». Никто на борту обоих кораблей не предполагал, к каким печальным событиям приведет визит на остров, показавшийся таким гостеприимным.
Продолжение следует…
Автор:Денис БригСтатьи из этой серии:
Комментарии (0)