Один из идеологов «нового мирового порядка» Жак Аттали описывает будущее как номадический мир. Его основу составят «информационные кочевники» без стабильного адреса и семьи: они будут носить на себе и в себе всё, что составит его социальное значение (смартфоны, аппараты самодиагностики и сменяемые органы). Социальный идеал здоровья и знания – для них движущий мотив соответствия норме, из страха стать исключением. В этом обществе высокие доходы будут уделом тех, кто обладает рентой знания или информации; капиталы отправятся туда, где труд будет наиболее творческим, каковы бы ни были его издержки, и туда, где труд нетворческий будет по самой низкой цене. Аттали уверен, что возникнет Континентальный Союз: ЕС+Россия, который будет противостоять глобальному кочевничеству.
Владимир Левченко в книге «Аттали Жак. Помощник Франсуа Миттерана» (Ай Пи Эр Медиа, 2008) описывает жизненный путь этого французского политика, одного из главных архитекторов нынешнего Евросоюза. В предисловии к книге Левченко кратко объясняет, каким Аттали видит прошлый, нынешний и будущий мир.
«Жак Аттали – французский политолог, экономист, литератор. Особый советник президента Миттерана с 1981 года, член Госсовета Французской республики. Возглавлял (до 1994 года) Европейский банк реконструкции и развития, задача которого была сделать менее болезненным для стран Восточной Европы переход от планируемой централизованной экономики к рыночным отношениям. Автор концепции «нового мирового порядка», представляющей собой апогей либерального направления обществ, мысли с её установкой на распространение западных ценностей (свободный рынок, плюралистическая демократия) на весь мир.
Сакральность, Сила и Деньги
В наступающем «гипериндустриальном» обществе сама система услуг трансформируется в товары массового потребления, на основе технологии манипуляции информацией (компьютеризация, микропроцессоры и т.п.). Аттали даёт свой синтез предыдущего социального развития. Каждая социальная форма организации людей должна научиться управлять Насилием – как со стороны людей, так и со стороны природы. До сих пор существовало три формы управления насилием: Сакральное, Сила и, наконец, Деньги. Каждая из этих форм определяет порядок, соответствующий типу общества. Одна социальная форма сменяет другую, не вытесняя её окончательно; более того, все три представлены в нашей повседневности. Необходимость управлять насилием не исчезает, и вместе с этим сохраняется «трёхфункциональная трилогия власти».
В раннем средневековье в Европе возник радикально новый способ управления Насилием, противостоящий Сакральному и Силе, — Деньги, а вместе с ними рынок и капитализм. В этом новом порядке власть измеряется количеством контролируемых денег – вначале с помощью Силы, затем Закона. В отличие от двух предыдущих порядков, где социальные формы могут сосуществовать на соперничающей основе, рыночный порядок всякий раз организуется вокруг единств, формы, претендующей на мировое влияние. От формы к форме расширяется фракция социальных отношений, управляемых Рынком, контролирующим Насилие; растёт часть мира, где царит «Закон Денег».
Девятая форма порядка
Сегодня мы вступаем в Девятую форму этого порядка. Каждая из восьми предшествующих форм характеризовалась следующими общими чертами:
1) Её центр – город («сердце»), в котором сконцентрирована финансовая, техническая, культурная (но не обязательно политическая) власть. Его элита регулирует цены и прибыли, финансирует художников и исследователей.
2) Вокруг «сердца» образуется «среда», состоящая из многочисленных стран и регионов, потребителей продукции.
3) Далее следует «периферия», находящаяся ещё частично в Порядке силы, и продающая своё сырьё и труд первым двум, не имея доступа к богатствам «сердца».
Каждая форма реализует технологию более эффективную, чем предыдущая, по использованию энергии и организации коммуникации. Она остаётся стабильной, пока обеспечивает достаточный спрос на свою продукцию и прибыль. Когда этот механизм стопорится, форма распадается: пока её место не займёт новая форма, общество переживает кризис. Рыночная форма имеет весьма краткую длительность по сравнению с долгими периодами кризиса, которые Аттали считает «естественными состояниями общества».
С XIII по XX века рыночный порядок сменил восемь форм, которые характеризовали:
— Восемь «сердец»: Брюгге к 1300, Венеция к 1450, Анвер к 1500, Генуя к 1550, Амстердам к 1650, Лондон к 1750, Бостон к 1880, Нью-Йорк к 1930.
— Восемь главных технических инноваций, из которых важнейшие: кормовой руль, каравелла, паровая машина, двигатель внутреннего сгорания, электрический мотор.
— Восемь социальных функций, выполняемых сферой услуг (кормить, одевать, перевозить, содержать, развлекать и т.д. последовательно стали предметами потребления).
Сегодня мир находится в конце кризисного периода и на заре новой – девятой – рыночной формы, которая сулит «долгий период изобилия». Главную причину кризиса Аттали усматривает в росте цен не на энергию, а на образование и здравоохранение, поглощающие всё большую часть производимых ценностей и уменьшающие рентабельность экономики.
Время номадизма
Наступление девятой рыночной формы возвещают новые технологии, которые Аттали определяет как «автоматизацию манипуляции информацией»; новые предметы, заменяющие услуги, которые ранее оказывались людьми, он называет «номадическими (кочевническими) предметами». В отличие от господствующих форм потребления предыдущей эпохи, которые находились в доме и требовали включения в сеть (холодильник, стиральная машина, телевизор), «номадические предметы» портативны, не привязаны к месту, их можно носить с собой или возить в автомобиле. Портативные телефоны и компьютеры преобразуют саму организацию труда. Это предвестники более важных предметов, которые в качестве массовых станут источниками прибылей, структурируя новый экономический и социокультурный порядок. Предметы самодиагностики, самолечения и медицинского протезирования, а также предметы для обучения сократят потребность во врачах и педагогах, но увеличат количество специалистов в области манипуляции информацией: этой области промышленности обеспечено большое будущее.
Новые портативные вещи «современного кочевника» – телефон, видео, искусственные органы и т.д., подготовят в ближайшем будущем индивидуализацию и индустриализацию услуг в сфере досуга, преподавания, диагностики, лечения. В этом обществе возобладает т.н. «кочевническая культура»: в условиях либеральной рыночной культуры «новые номады» – богатые граждане-потребители будут странствовать, приобретая товары, информацию, новые впечатления и ощущения. Это царство карнавала, апология нарциссизма, индивидуализма. Каждый сможет в краткий срок измениться сам благодаря средствам самообразования и самолечения.
Человек завтрашний, трудящийся-кочевник, временно занятый на предприятиях, которые тоже кочуют в поисках самой низкой оплаты неквалифицированного труда, потребитель «номадических» вещей, сам себе хозяин, располагающий информацией и средствами манипулирования, будет одновременно больным и врачом, учителем и учеником, зрителем и акт`ром, потребителем своей собственной продукции, смешивая фантазию и реальность в мир с неопределёнными очертаниями. В этом обществе высокие доходы будут уделом тех, кто обладает рентой знания или информации; капиталы отправятся туда, где труд будет наиболее творческим, каковы бы ни были его издержки, и туда, где труд нетворческий будет по самой низкой цене.
Им будут противостоять «бедные номады», которые бегут из «испытывающей нужду периферии» в поисках пропитания и крова над головой.
В этой новой социальной форме человек станет номадом без стабильного адреса и семьи: он будет носить на себе и в себе всё, что составит его социальное значение. Социальный идеал здоровья и знания – движущий мотив соответствия норме, из страха стать исключением.
Номадизм как мятеж
Логика развития науки и экономики ведет Аттали к предсказанию возникновения «генетических протезов»: «сама жизнь станет номадическим предметом». Человек будет воспроизводиться серийно как объект или подобно животным. Аттали предостерегает от иллюзии беспредельности перемен в процессе совершенствования материального мира. Человека следует спасти от него самого, поставить ограничения его собственным химерам. Человек – «квартиросъёмщик» на планете: без различения добра и зла, без «чувства священного», без «нового завета» между человеком и природой его выживание невозможно.
Аттали указывает на необходимость перехода к более высокому уровню международной организации – «Планетарной политической власти, требующей соблюдения норм в областях, где жизнь находится под угрозой».
Номадические предметы, этот фактор свободы и личной автономии, суть в то же время фактор мятежа. Тот, кто не привязан ни к чему, готов ко всему; новые предметы не заполняют отсутствия смысла и стабильности; свобода, если это «свобода скуки», стремится заполнить пустоту путешествиями, в том числе и такими, откуда не возвращаются – наркотики.
Где разовьется эта новая форма? Прежде всего, в Азии: за последние 20 лет этот континент развивался в 3 раза быстрее, чем Латинская Америка, и в 6 раз быстрее, чем Африка. Ведущую роль здесь играет Япония. Затем идут США, – «общество кочевническое по сути, избранный край масс-медиа».
Наконец, Европа или «Европы», которая остается заложницей ею же созданных понятий – национальные государства, идентичности, обществ, служения, социального обеспечения и т.п. Это оборачивается высокими издержками в оплате труда. Если Европа не хочет стать рынком сбыта «кочевнических вещей», произведенных за её пределами, она должна принять новые институционные рамки и создать «демократию без берегов», в противовес ограниченному сообществу, которое рождается сейчас.
Европа, по определению Аттали, есть континент – номад по преимуществу: она присутствует в разных местах в большей или меньшей степени. Прежде всего, она присутствует в Америке: по крайней мере США, Канада, Мексика и Бразилия возникли как нации европейские; в Нью-Йорке, Чикаго, Ванкувере, в Буэнос-Айресе и Мехико живёт больше европейских народов, чем в Париже, Мадриде или Лондоне.
США быстрее реагирует на нужды «Европы восточной», нежели сама западная Европа. Вплоть до последнего времени история превратила Атлантику во «внутреннее море», объединяющее континенты. Аттали привлекает возможность евро-атлантического сообщества, которое могло бы прийти на смену Европейскому сообществу. Но это едва ли произойдет: оформляющаяся идентичность всего Американского континента скорее ориентирует его в сторону Тихого океана. Однако они нуждаются в сильной Европе, чтобы разделить с ней груз проблем бедных народов планеты, окружающей среды, а также в том, чтобы она взяла на себя заботы о Восточной Европе и России.
С другой стороны, ограничены ли «Европы» Уралом или простираются за его пределы? Долгое время ответ был прост: границы определялись распространением западного христианства. В наши дни Европа включает также в качестве составляющих православие и мусульманство. «Европы» находятся и за Уралом: ибо если Россия – европейская страна, она простирается вплоть до Владивостока. Продолжаются они и к югу: в Европу могут быть включены Грузия и Армения, как страны христианские, но также страны Магриба, Центральной Азии. Так Европа оказывается без определённых границ с Азией и должна прежде всего определить себя как место многокультурной памяти, как «дух». Чтобы остаться на уровне новых задач, европейцы должны выбрать образ будущей Европы.
Франко-германский союз был бы особенно необходим для её успеха.
Заинтересованная в сильной Европе Америка будет благоприятствовать Континентальному союзу. Его задача – дать всем народам континента конфедеральные институты, не распуская Европейский союз. Континентальный союз, главной движущей силой которого станут Европейский союз и Россия, может стать полюсом стабильности в мире, составляя противовес американской империи.
Источник:
Комментарии (4)