Николай II и Георг V
Когда мы говорим о монархизме, стоит отметить, что важным фактором, усвоенным большинством из школьных учебников, является существование монархии в России практически 1000 лет, а вместе с тем и крестьян, которые практически такой же период «изживали» свои монархические иллюзии.В свете современных исследований такой подход к историческому процессу и системам управления обществом выглядит слегка комично, но обо всём по порядку.
Институт вождей возник у славян на базе рода в IV–VI вв. Византийские авторы видели в славянских племенах общества, которые «не управляются одним человеком, но издревле живут в народоправстве (демократии)», как писал Прокопий Кесарийский, и как добавлял автор «Стратегикона»:
«Так как господствуют у них различные мнения, они либо не приходят к согласию, либо, даже если и соглашаются, то решённое тотчас же нарушают другие, поскольку все думают противоположное друг другу и ни один не желает уступить другому.»
Племена или союзы племён возглавляли, чаще всего или прежде всего, «цари»-жрецы (вождь, господин, пан, шпан), подчинение которым основывалось на духовном, сакральном начале, а не под воздействием вооружённого принуждения. Вождь племени Валинана, описанный арабом Масуди, Маджак, по мнению некоторых исследователей, как раз и был прежде всего таким сакральным, а не военным предводителем.
Впрочем, нам известен первый «король» антов с говорящим именем Бож (Boz). Исходя из этимологии данного имени, можно предположить, что антский правитель в первую очередь был верховным жрецом этого союза племён. А вот что писал по этому поводу автор ХII в. Гельмольд из Босау про западных славян:
«Король же находится у них в меньшем почёте по сравнению с жрецом [бога Святовида].»
Недаром в польском, словацком и чешском – князь – это священник (knez, ksiąz).
Но, говоря о вождях или племенной верхушке, мы совершенно не можем вести речь ни о каком монархе. Наделение вождей или глав рода сверхъестественными способностями связано с ментальными представлениями людей родоплеменного строя, и не только славян. Как и его десакрализация, когда вождя, потерявшего такие способности, убивали или приносили в жертву.
Но всё это не монархизм и даже не его зачатки. Монархизм – явление совершенно другого порядка. Эта система управления связана исключительно с формированием классового общества, когда один класс эксплуатирует другой, и никак иначе.
Путаница происходит из-за того, что большинство людей думают, что грозный диктатор или крутой властитель – это уже монарх.
Использование атрибутов власти, будь то короны, скипетры, державы, вождями «варварских королевств», например, франкских меровингов, не делала их монархами, как римских императоров. Это же можно отнести и ко всем русским князьям домонгольской эпохи.
Вещий Олег был сакральным вождём Рода Русского, захватывающего восточнославянские и финские племена Восточной Европы, но монархом он не был.
Князь Владимир Святославович, «каган Русский», мог носить одеяния императора Ромеев, чеканить монету – всё это было, конечно же, немаловажным, но всего лишь подражанием. Монархией это не было.
Да и вся Древняя Русь, о чём я уже писал на ВО, находилась на доклассовой стадии общинного строя, вначале родоплеменного, а затем и территориального.
Скажем больше: оставалась Русь или уже Руссия в рамках общинно-территориального устройства фактически до XVI в., когда с формированием классовой структуры общества формируются два основных класса – феодалов и затем крестьян, но не ранее.
Военная угроза, нависшая над Русью с момента татаро-монгольского нашествия, требовала иной системы управления, нежели суверенные города-государства, земли или волости Древней Руси.
В течение короткого периода княжеская «исполнительная» власть превращается в верховную. И это было исторически обусловлено. В такой обстановке, без концентрации власти, существование Руси как самостоятельного субъекта истории было бы невозможно. А концентрация могла идти только через захват или объединение земель и централизацию. Знаменательно, что переведённый с греческого термин – самодержавие – ничего кроме суверенитета не обозначал, суверенитета, прежде всего, от цепких лап Орды.
Происходит закономерный процесс, когда старая «государственная» форма или система управления отмирает, не справившись с внешним воздействием. И осуществляется переход от городов-государств к единому военно-служилому государству, и всё это в рамках общинно-территориального устройства и в северо-восточной Руси, и в Великом княжестве Литовском.
Основой системы, вместо собрания-вече, становился княжеский двор. С одной стороны, это просто двор с домом, в самом обыденном смысле этого слова.
С другой стороны, это дружина, которая теперь называется «двор» – дворцовое войско или войско собственно князя, любого князя или боярина. Аналогичная система сформировалась и у франков пятью веками ранее.
Во главе дома или двора на Руси стоял хозяин – государь или господарь. А княжеский двор отличался от двора любого зажиточного крестьянина лишь масштабами и богатым украшением, но система его была совершенно аналогичная. Основой формировавшейся политической системы стал двор или «государство», а сама эта политическая система получила имя хозяина этого двора – государя. Носит она это наименование и по сей день. Система двора – государство Великого князя, постепенно распространяется в течение почти трех веков на все подвластные земли. Параллельно существовали земли общин земледельцев, лишённые политической составляющей, но имеющие самоуправление.
На дворе были только слуги, даже если это были и бояре, поэтому к слугам князь имел право обращаться соответственно – как к Ивашкам.
Свободные общины с таким уничижением были не знакомы, поэтому в челобитных Великого князя Ивана III к отдельным общинам видим совершенно иное отношение.
Иван III на фоне герба РСФСР. Памятник в Калуге. Скульптор А. Коробцов
По моему мнению, Иван III, как основатель Русского государства, заслуживает достойного памятника в центре своей столицы.
Но историческая действительность требовала сменить систему управления. Служебное государство, складывающееся с самого конца XIV в. и в XV в. со своей задачей отстоять суверенитет нового русского государства справилось, но для новых вызовов это было недостаточно, проще говоря, требовалась система обороны, построенная на иных принципах, и войско. А это могло произойти только в рамках раннего феодализма, то есть классового общества.
И ранняя монархия, которая начала формироваться только при Иване III, была необходимой и неотделимой частью этого процесса. Это был безусловно прогрессивный процесс, альтернативой которому был разгром и развал государства.
Недаром князь Курбский, «первый русский диссидент», сетовал своему «приятелю» Ивану Грозному, что «тирания» началась при его деде и отце.
Ключевыми взаимосвязанными параметрами этого периода было формирование классового общества и института управления, в симбиозе и под управлением с монархией. Важнейшим атрибутом любой ранней монархии была предельная централизация, не путать с централизованным государством периода абсолютизма. А также внешнеполитические акции, которые обеспечивали её легитимность как института.
Эта борьба новой системы управления вылилась в настоящую войну, на внешнем и на внутреннем фронте, за признание титула «царя» за русским государем, которым по стечению обстоятельств был сам Иван Грозный.
Военная структура и система её обеспечения, наиболее адекватная раннему периоду средневековья, только формировалась. В таких условиях громадные планы молодой монархии, в том числе и из-за сопротивления им части протоаристократии – боярства, подорвали экономические силы примитивной аграрной экономики страны.
Конечно, Иван Грозный действовал не только силой, хотя террор и разгром архаичной родовой системы протоаристократии здесь стоит на первом месте.
Одновременно монархия вынуждена была защищать тяглое население, представляющее основную производительную силу страны, от излишних посягательств со стороны служилого люда – феодалов.
Родовая аристократия до конца разгромлена не была, земледельцы также ещё не превратились в класс крестьян, лично зависимых от вотчинника или помещика, служилое сословие не получило необходимого обеспечения, как им представлялось, ратной службы. Более того, привлекательный образ Речи Посполитой, где права монарха уже были урезаны в пользу шляхты, стоял перед глазами родовой московской аристократии. Спокойный период правления Бориса Годунова не должен нас вводить в заблуждение, «всем сёстрам по серьгам» – никак не получалось.
И именно эти, внутренние причины формировавшегося классового русского общества лежат в основе Смутного времени – «первой русской гражданской» войны.
В ходе которой прежде всего именно поместным воинством были отвергнуты посредством меча альтернативные модели для существования Русского государства: внешнее управление от Лжедмитрия до королевича Владислава, боярский царь Василий Шуйский, прямое боярское правление.
Если «рука Всевышнего Отечество спасла», то «коллективное бессознательное» выбрало русскую монархию как единственную из возможных форм существования государства. Другой стороной этой медали был тот факт, что монархия и была властью прежде всего и исключительно рыцарского класса.
Памятник Ивану Сусанину. Кострома. Скульптор Н. Лавинский
По результатам Смуты «бенефициарами» стали служилый люд и города. Был нанесён мощный удар протоаристократии или аристократии периода общинно-территориального строя, и она была включена в новое служилое сословие на общих правилах. А проигравшими оказались земледельцы, которые быстро оформляются в лично зависимый класс крестьян – закрепощаются. Процесс шёл стихийно, но нашёл отражение в Соборном Уложении 1649 г., кстати, основой для него послужило польское законодательство.
Следует отметить, что попытка найти опору во всех сословиях, снова предпринятая при первом русском царе Михаиле Федоровиче, не увенчалась успехом. Ни «теократическая», ни «соборная», ни какая иная «всесословная» монархия не может существовать как институт в принципе. Сложная, если не сказать, «мутная» ситуация в поисках управления в рамках монархии в XVII в. связано именно с этим. С другой стороны, уже к середине XVII в. мы видим бесспорный внешний успех. Новая феодальная или раннефеодальная система дала свои плоды: Москва присоединяет или «возвращает» украинские земли.
Впрочем, не всё было так гладко. Так называемые «монархические иллюзии» закрепощённого народа вылились в поиски «доброго царя», «воеводой» которого выступил Степан Разин. Гигантское восстание чётко высветило классовый характер наступивших в России перемен.
Но внешние «вызовы», связанные с существенным технологическим прорывом у западных соседей, стали новыми, фундаментальными угрозами для России. Я напомню, что это т. н. «отставание» нашей страны связано с тем, что она вступила на путь исторического развития значительно позже в условиях резко худших, чем «варварские» королевства западной Европы.
Вследствие чего на одну единицу усилий получался совершенно разный результат: климат, уровень урожайности, сельскохозяйственные периоды были разными. Отсюда и разные возможности по накапливанию потенциала.
Так вот, в таких условиях феодальная система, сродни европейской XIII в., получила полное оформление, общество было разделено на пашущих, сражающихся и… молящихся (?). Петр I, с одной стороны, «великий модернизатор» России, с другой стороны, первый безусловный дворянский монарх.
Конечно, ни о какой абсолютной монархии в ХVIII в. здесь говорить не приходится: русские императоры, похожие на французских королей ХVII–ХVIII вв. внешне, по сути, имели мало общего с классическим абсолютизмом. За внешним блеском и похожими модными париками мы видим совершенно разные периоды феодального уклада: во Франции – период полного заката феодализма и формирование буржуазии как нового класса, в России – рассвета дворян-рыцарей.
Правда, столь блистательный успех обеспечивался нещадной эксплуатацией, иначе откуда бы появился «новый Петр III», «добрый царь», проповедовавший, что русские феодалы-дворяне – «крапивное семя», которое необходимо уничтожить. Неудивительно, что во главе восстания встали наследники «примитивной демократии», казаки Емельяна Пугачева.
Ускорение, о котором писал Н. Я. Эйдельман, вызванное модернизацией Петра, и «дворянская диктатура» обеспечила бурное развитие, освоение обширных пространств, победы в многочисленных войнах, включая победу над буржуазным диктатором Наполеоном. Впрочем, чем ещё было заниматься рыцарям.
«Россия, – писал Ф. Бродель, – даже великолепно приспособилась к промышленной «предреволюции», к общему взлету производства в XVIII в.»
Наследники Петра Великого с удовольствием воспользовались этой возможностью, но вместе с тем законсервировали социальные отношения, прекратив органический путь развития народа:
«Зато, – продолжил Ф. Бродель, – когда придёт подлинная промышленная революция ХIХ в., Россия останется на месте и мало-помалу отстанет.»
Говоря об органическом развитии русского народа, мы имеем в виду ситуацию с освобождением дворян от службы. Как писал В. О. Ключевский, тотчас же должно было последовать и освобождение крестьян от службы дворянам: не служат первые, не служат вторые. Эти противоречия вызвали трения в обществе даже дворян, не говоря уже о подчинённых классах.
В таких условиях монархия начинает деградировать как адекватная система управления, оставаясь заложником правящего класса, который на протяжении всего XVIII в. устраивал бесконечные «перевыборы» монархов.
«Что за странный этот правитель, – писала М.Д. Нессельроде о Николае I, – он вспахивает своё обширное государство и никакими плодоносными семенами не засевает.»
Думается, что дело здесь не только в Николае I или деградации династии. Хотя, если его считали последним рыцарем Европы, и, как выяснилось во время Крымской войны, «рыцарем печального образа», то кем были его потомки?
Памятник Александру III. Скульптор П. Трубецкой
Работал ли царь сутками, как Николай I и Александр III, или только в «рабочие часы», как Александр II или Николай II. Но все они лишь исполняли службу, рутинную, ежедневную, для некоторых обременительную, кто-то лучше, кто-то хуже, но не более того, а стране нужен был руководитель, способный двигать её вперёд, создать новую систему управления и развития, а не только главный столоначальник или последний рыцарь, пусть внешне и похожий на императора. В этом проблема управления периода последних Романовых и трагедия для страны, впрочем, в конце концов, и для династии. С какой иронией звучит «самодержец земли Русской» в начале ХХ века!
В начале XVI в. монархия, как передовая система управления, вывела страну на новую ступень развития, обеспечив ей безопасность, да и само существование.
Одновременно монархия стала с XVII в. инструментом правящего класса, развивалась вместе с ним в XVIII в. И деградировала вместе с ним в XIX в., в период, когда органическое развитие общества уже было возможно регулировать социальной инженерией.
А историческая действительность, как в XIV в., требовала сменить систему управления.
Если «закрепощение» крестьян было предрешено в ходе первой гражданской войны в России (Смута, 1604–1613 гг.), то и окончательный выход из «закрепощения» тоже произошёл в ходе новой гражданской войны ХХ века.
Именно в ХIХ – начале ХХ века монархия как институт не справилась с вызовами, вовремя не провела модернизации и загнала в угол решение проблем, которые были разрешены в ходе новой модернизации ХХ в., стоившей стране огромных жертв.
А последний монарх, в том числе в силу стечения обстоятельств, сделал всё, чтобы монархия, даже как декорация, была никому не нужна.
Крестьянскому большинству, победившему в революции 1917 г., такой институт был без надобности. То же произошло и с большинством монархий в Европе, за редким исключением, там, где они давно уже были лишены рычагов управления.
Впрочем, любая система проходит путь от рассвета до заката.
Говоря о судьбах монархии в России сегодня, скажем, что она безусловно заслуживает пристального научного внимания как исторический институт прошлого, который необходимо изучать, но не более того. В современном обществе места такому явлению нет… если только регресс общества не откатится до периода класса дворян и крепостных крестьян. Автор:
Комментарии (4)