Удивительное дело, мои читатели, но художник Василий Верещагин, знаменитый баталист, картины которого вы наверняка видели в Третьяковской галерее, регулярно писал императору Николаю II, призывая того в поход на Англию и выражал искреннюю радость тому, что Россия объявила войну Японии и назначению
«многоопытного сподвижника и вдохновителя покойного Скобелева, генерала Куропаткина».
Если бы он только знал, что случится дальше… Но ему было не суждено.
На последнем письме Верещагина дата осталась не проставленной. Вполне возможно, что он написал его 30 марта 1904 года, так как предыдущие письма в адрес царя писали художником с интервалом раз в неделю. В этом письме без даты сначала было так:
«…Ваше величество.
Позвольте верноподданному вашему известить вас, что в армии вашей, сытой, довольной, веселой и с нетерпением ждущей случая схватиться с врагом, так оскорбившим вас и Россию, есть серьезная боязнь, как бы вы не смиловались над ним и не заключили мира, не наказавши его полностью. Только этого и боятся…»
А потом начиналось…
« ….Порт-Артур поразил меня малостью своей бухты, так как из западной части вычерпано очень мало за все 6 лет. Когда эту западную бухту вычерпают, порт будет хороший, но теперь в него нельзя входить — в него втаскивают; из него нельзя выходить — из него вытаскивают.
За все 6 лет не вырыли нового дока и не исправили, до годности к исправлению броненосцев, старого. Вовсе забросили док для починки миноносцев и только сейчас начали исправлять его, когда уже большая часть наших миноносцев поперечинились без дока...
Орудия на батареях и фортах грозных высот, окружающих гавань и город, плохи, по большей части старого образца, т.е. даже и большие — недальнобойные (78 года). Только Электрическая батарея имеет 5 десятидюймовых орудий дальнего боя, да Суворовская и Крестовая батарея имеют 6-дюймовые пушки Канэ в числе 10—11 штук.
Несколько орудий, взятых с одного борта «Ретвизана» на то время, пока он чинится, стреляющих тоже на 8—10 верст, довершают действительную защиту города. Большая же часть пушек, включая и мортиры, принуждены молчать в то время, что неприятель стреляет по нам «на счастливого», разбивает, ранит.
Не будет ли возможности, ваше величество, прислать еще хоть 10-ти, если не 12-дюймовых, дальнобойных орудий?
Не отнимайте, государь, угрозы англичанам войсками к стороне Индии. Закажите побольше быстроходных броненосных крейсеров — все, кому то следует знать, поймут ваше намерение бить их и дубьем, и рублем…»
Начал за здравие, кончил за упокой. Своими глазами увидел, что в Порт-Артуре – не все хорошо, оборона организована не лучшим образом, да и как база для флота он не очень-то хорош. Но шапками закидать японцев были «всегда готовы». Впрочем, тогда, 30 марта 1904 года все ещё верили, что совсем скоро японцы получат свое. Прочитать это и другие письма Верещагина Николаю II можно в сборнике «XX век. Письма войны». А я от длинной преамбулы, событий за день-два до роковой ошибки адмирала Макарова перейду собственно к ней.
Нет, сначала вспомню еще одного прекрасного человека. Вот этого – великого князя Кирилла Владимировича.
Просто чудесного персонажа из дома Романовых. Почему? Да потому что он тоже находился там, на борту броненосца «Петропавловск», так как служил при штабе адмирала Макарова. Но так получилось, что сложили головы Макаров, Верещагин, 17 офицеров броненосца, 10 офицеров штаба эскадры, от 620 до 650 нижних чинов.
Спаслось 80 человек. В том числе и он. Великий князюшка. В тот же день, 31 марта, он вместе со своим младшим братцем Борисом Владимировичем уехал на поезде из Порт-Артура и отправился в Петербург. 27-летняя деточка навоевалась.
Потом, в феврале 1917 года, этот милый человек опять, как в 1904 году, поступил весьма специфически. Он первым нацепил красный бант и вместо поддержки своего близкого родственника, на секундочку, двоюродного брата, заявил, что переходит с подчиненными нижними чинами на сторону революции и Временного правительства. Он еще в дальнейшем и самопровозглашенным императором в изгнании стал… И этот тут случай, когда вроде и нехорошо желать зла другим людям, но не того море забрало тогда, утром 31 марта 1904 года. Не того…
А Степан Осипович…
Он был талантливым ученым и организатором. Он много всего сделал для развития русского флота. Его прибытие в Порт-Артур активизировало боевую работу эскадры, потому что он не собирался отсиживаться в гавани, а начал борьбу с японцами.
И это настолько встревожило японцев, что борьбой с Макаровым пришлось заниматься самому главному по морским делам у японцев – адмиралу Того. И он поймал Макарова на ловушку, в которой как раз сам Степан Осипович и был специалистом. Русскую эскадру заманили на минную постановку.
Почему так вышло? Тут сказалось многое.
Вечером 30 марта Макаров послал в рейд восемь миноносцев. С ними перепутали японские корабли, занимавшиеся минной постановкой. Миноносец «Страшный» тоже перепутал в плохую погоду корабли и пристроился к японцам. Начался неравный бой. На помощь вышел дежурный крейсер «Баян», а Макаров скомандовал выходить из гавани эскадре и на «Петропавловске» не дожидаясь остальных, отправился вместе с броненосцем «Полтава» вперед к «Баяну».
И ладно бы это. Но Макаров не отдал приказа протралить рейд. Казалось бы такая элементарная вещь. И ведь ОН САМ был специалистом по минным постановкам. ПОЧЕМУ он не отдал обязательного, казалось бы, для нас, сильных постзнанием, приказа, ЧЕМ он руководствовался?! Был уверен, что в утренней мгле видели наши миноносцы?! Нам уже никогда не понять и не узнать.
«Петропавловск», разумеется, оказался на минном поле. Разумеется, он налетел на мину. От мины сдетонировал боезапас главного калибра. Броненосец разломился пополам и быстро ушел под воду.
И это было началом конца в той бесславной войне, в которой Россия не одержала ни одной победы ни на суше, ни на море. Хотя героизма нижние чины, младший и средний офицерский состав проявили более чем достаточно. Но не все определяется только одним героизмом. А с командованием на той войне получилась полная беда. Особенно после роковой ошибки адмирала Макарова.
Лучше всех «героев» той войны, которые «вот еще бы чуть-чуть и победили японцев», как это часто любят сейчас повторять читатели книжек вроде «Варяг-победитель», припечатал в своих мемуарах Александр Михайлович. Тоже великий князь, только совсем другой – настоящий боевой офицер, моряк, отец российской и, как это ни удивительно, советской истребительной авиации. О российском командовании русско-японской войны он выразился так:
«…Когда она окончилась и Витте удалось заставить японцев принять довольно сносные условия мира, наши генералы заявили, что если бы у них было больше времени, они могли бы выиграть войну. Я же полагал, что им нужно было дать двадцать лет для того, чтобы они могли поразмыслить над своей преступной небрежностью…»
Лучше и не скажешь.
Комментарии (11)