<…>
Я очень интересуюсь образованием, как, полагаю, мы все. Эта тема так близка нам отчасти потому, что именно образование должно стать для нас дверью в будущее, которое мы себе не представляем.
Если вдуматься, поступившие в этом году в школу дети выйдут на пенсию в 2065 году. Несмотря на все то, что мы услышали за эти четыре дня, никто понятия не имеет о том, как будет устроен мир хотя бы через пять лет. Однако наша задача — подготовить к нему детей. Здесь решительно ничего нельзя спрогнозировать.
И в-третьих, мы все, думаю, согласимся, что дети способны на совершенно необычайные вещи, способны изобретать новое. Вчера мы видели Сирину — ее способности необычайны. Они просто поражают. Она — исключительна, но в каком-то смысле и заурядна, если сравнить ее со всеми детьми в мире. В ней мы видим сочетание редкой самоотверженности с природным талантом. Я полагаю, что такие таланты есть у всех детей, а мы безответственно разбрасываемся ими.
Я хотел бы поговорить об образовании и о творчестве. Мне кажется, что творчество сейчас так же важно, как грамотность, и мы должны придать творчеству соответствующий статус.
<…>
Я обожаю рассказывать одну историю. Шестилетняя девочка сидела на задней парте на уроке рисования и что-то рисовала. Вообще девочка не уделяла уроку внимания, но тогда она работала очень увлеченно.
Учительница заинтересовалась, подошла к девочке и спросила: «Что ты рисуешь?» Девочка ответила: «Я рисую портрет Бога». Учительница сказала: «Но никто не знает, как выглядит Бог», а девочка ответила: «Сейчас узнают».
Когда моему сыну в Англии было четыре года… Честно говоря, ему везде было четыре года. Строго говоря, в том году, где бы он ни был, ему было четыре года. Он играл в рождественской пьесе.
<…>
Роль без слов, но помните часть, где появляются три волхва. Они приходят с дарами, приносят золото, ладан и мирру. Реальный случай. Мы сидели в зале, и волхвы, кажется, перепутали дары; после спектакля мы спросили одного из мальчиков, все ли прошло хорошо, и он очень удивился вопросу. Они просто махнулись. Вышли три мальчика с полотенцами на головах, каждому по четыре года, положили на пол коробки, первый говорит: «Я принес тебе золота», второй говорит: «Я принес тебе мирры», а третий говорит: «Я принес… ладно, на!»
В обеих историях есть нечто общее — дети умеют рисковать; если они не уверены в чем-то, они все равно пробуют. Разве я не прав? Они не боятся ошибиться.
Я, разумеется, не утверждаю, что творить и ошибаться — одно и то же, однако нам известно, что тот, кто не готов ошибаться, не способен творить, не может мыслить оригинально. Нужно уметь ошибаться.
Но когда дети вырастают, большинство теряет эту способность, им становится страшно совершать ошибки. Точно так же мы управляем компаниями. Мы не прощаем ошибок. Да и наши системы государственного образования построены на нетерпимости по отношению к ошибкам. В результате мы отучаем людей от способности к творчеству.
Однажды Пикассо сказал, что все дети рождаются художниками. Проблема в том, чтобы остаться художником, повзрослев. Я уверен, что мы не развиваем творческие способности, вырастая, а, скорее, вырастаем из них. Или даже нас от них отучают. Почему так происходит?
<…>
Не следует думать, что эти люди — показатель достижений человечества
При переезде в Америку или путешествуя по миру, замечаешь одну вещь — с точки зрения иерархии предметов все образовательные системы одинаковы. Все без исключения. Кажется, что должны быть отличия, но их нет.
Главенствуют всегда математика и языки, затем идут гуманитарные науки, а потом уже искусства, и так — на всей Земле. Среди творческих предметов тоже есть своя иерархия. Изобразительное искусство и музыка получают приоритет перед театром и хореографией.
Нет такой образовательной системы, в которой танцы преподавались бы как математика, ежедневно. Почему? Почему бы и нет? Мне это кажется важным. Математика важна, но важны и танцы. Дети начинают танцевать при первой возможности, как все мы. У нас же у всех есть руки и ноги или я что-то пропустил?
Вот что происходит: по мере взросления детей, мы начинаем образовывать их, двигаясь вверх от поясницы, пока не остановимся на голове, а точнее, ее левой части.
Если посмотреть на гособразование глазами инопланетянина и задаться вопросом: какова его цель, то, посмотрев на результаты, на тех, кто преуспевает, на отличников, на детей, выполняющих все, чего от них ждут, вы как инопланетянин пришли бы к выводу, что цель государственных систем образования по всему миру заключается в производстве университетских профессоров.
Не так ли? Вот кто получается в результате. И я был одним из них, так-то!
Я ничего не имею против профессуры, но не следует думать, что эти люди — показатель достижений человечества. Они просто особый вид, другая форма жизни. Надо сказать, странноватая — я говорю это любя. Большинство встретившихся мне профессоров, не все, но большинство, живут внутри своих голов — там, наверху, в основном в левой части. Они бесплотны, практически в буквальном смысле. Они рассматривают тело в качестве средства транспортировки головы. Согласны? Тело для них — способ доставки головы на заседания.
<…>
Диплом вдруг обесценился
Идеал нашей образовательной системы — ученый, и тому есть причина. Государственные системы образования были построены в XIX веке практически на пустом месте. Они были приспособлены под нужды индустриальной революции. Иерархия предметов построена на двух столпах.
Первый: приоритет у дисциплин, полезных для нахождения работы. В школе вас наверняка мягко отвлекали от интересных вам предметов и занятий, поскольку вы бы никогда не смогли сделать их своей профессией. «Не занимайся музыкой, ты же не станешь музыкантом; брось рисование, ты же не будешь художником». Добрый совет, но, увы, ошибочный. Наш мир охвачен революцией.
Второе: дело в научной деятельности, которая стала для нас образцом интеллектуальной способности, поскольку университеты разработали эту систему под себя.
Если вдуматься, государственная образовательная система в мире — это затянутый процесс поступления в университет. В результате очень талантливые люди не считают себя таковыми, поскольку никто ни капли не дорожит их любимыми школьными предметами. Но, как мне кажется, так продолжаться не может.
За следующие 30 лет, если верить ЮНЕСКО, университеты выпустят больше людей, чем за всю историю человечества. Все это — совокупность факторов, о которых мы говорили ранее: влияние технологии на профессиональную деятельность, огромный прирост населения.
Диплом вдруг обесценился. Разве не так? Когда я был студентом, если у тебя был диплом, у тебя была работа, а если работы не было, то лишь потому, что тебе не хотелось работать, а мне, честно говоря, не хотелось работать.
Сейчас же студенты сразу после выпуска идут обратно домой играть в видеоигры, ведь там, где раньше хватало бакалавра, теперь требуют магистра, а на его место нужен кандидат наук. Эта инфляция образования — признак того, что вся образовательная структура рушится у нас под ногами. Мы должны переосмыслить свое представление о разуме.
«Джиллиан не больна. Она танцовщица»
Мы знаем о разуме три вещи: во-первых, он многообразен. Мы думаем так же, как воспринимаем, то есть зрительными образами, звуками и тактильными ощущениями; мы размышляем абстрактно, размышляем в движении.
Во-вторых, разум изменчив. Как мы узнали вчера из ряда презентаций, судя по обмену информацией внутри головного мозга, разум чрезвычайно подвижен — мозг не разделен на независимые ящички. Акты творчества, которые я определяю как процесс возникновения новых ценных идей, возникают в результате взаимодействия принципиально разных способов познания мира.
<…>
И третье, что я хочу сказать о разуме. У каждого он свой. Я работаю над новой книгой под названием «Откровение». Она основана на серии интервью, посвященной тому, как люди открывали в себе талант.
Я поражен тем, как люди проходят этот путь. К книге меня подтолкнул разговор с чудесной женщиной, о которой многие никогда не слышали, ее зовут Джиллиан Лин. Вы о ней слышали? Некоторые из вас. Она хореограф, и каждый знакóм с ее творениями. Она поставила мюзиклы «Кошки» и «Призрак оперы». Она великолепна.
В Англии я был в труппе Королевского балета, что очевидно. Однажды за обедом я спросил у Джиллиан, как она начала танцевать. Это интересная история. Она сказала, что в школе ее считали безнадежной. Это было в 1930-е годы, ее родителям написали из школы, что у девочки были проблемы с учебой.
Она не могла сосредоточиться, вечно ерзала. Сейчас бы сказали, что у нее синдром дефицита внимания. Но в 1930-х годах этот синдром еще не изобрели, эта болезнь была тогда недоступна. Никто не знал, что существует такой вид расстройства.
Так вот, ее отвели к врачу. Комната, отделенная дубовыми панелями, она пришла туда с матерью, ее посадили в кресло в дальнем конце комнаты, где она просидела, подложив ладошки под ноги, целых двадцать минут, пока врач разговаривал о ее проблемах в школе. Она всем мешала, не вовремя сдавала домашнюю работу — в восемь-то лет. В конце концов, доктор сел рядом с Джиллиан и сказал ей, что, выслушав ее маму обо всех проблемах, должен поговорить с ней один на один. Он попросил Джиллиан подождать немного и вышел вместе с мамой из комнаты.
Перед тем как выйти, он включил стоя́щее на столе радио. Как только взрослые вышли, доктор попросил маму Джиллиан взглянуть на то, что делает дочь. Она тут же вскочила на ноги и задвигалась в такт музыке. Они смотрели на это пару минут, потом доктор повернулся и сказал: «Миссис Лин, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отдайте её в хореографическую школу».
Я спросил, что было дальше. Она сказала: «Мама последовала его совету, и это было прекрасно. Мы вошли в комнату, где были похожие на меня люди — никто не мог спокойно сидеть. Люди, которым, чтобы думать, нужно было двигаться».
Они учились балету, степу, джазу, занимались модерном и современным танцем. Со временем ее приняли в Королевскую балетную школу, она стала солисткой, сделала блестящую карьеру в Королевском балете. В конце концов она закончила Королевскую балетную школу, основала Танцевальную компанию Джиллиан Лин, встретила Эндрю Ллойда Вебера.
Джиллиан сделала одни из самых известных музыкальных постановок в истории, принесла радость миллионам людей и стала мультимиллионером. А ведь другой врач мог бы посадить ее на таблетки и заставить успокоиться.
Я думаю, все сводится к одному. Эл Гор недавно читал лекцию об экологии и революции, которая была спровоцирована Рейчел Карсон. Полагаю, наша единственная надежда на будущее — принять новую концепцию экологии человека, такую, внутри которой мы начнем переосмысление богатства человеческих способностей.
Наша образовательная система опустошила наши умы, как мы опустошаем недра Земли, преследуя определенные цели. Но мы не можем пользоваться такой системой дальше. Мы должны переосмыслить основные принципы обучения наших детей.
Йонас Салк однажды сказал: «Если все насекомые исчезнут с лица Земли, через 50 лет планета станет безжизненной. Если все люди исчезнут с лица Земли, через 50 лет все формы жизни будут процветать». И он прав.
TED — это дань уважения человеческому воображению. Мы должны стараться разумно использовать этот дар, чтобы избежать развития событий, о котором шла речь. Единственный выход для нас — ценить разнообразие наших творческих способностей и ценить наших детей, поскольку они — наша надежда. Мы должны учить их целостно, чтобы они справились с будущим, которое, замечу, мы можем и не застать, но они застанут точно. А мы должны помочь им сформировать его.
Источник:
Комментарии (0)