Семейное проклятье — это когда в каждого члена семьи на определенном жизненном этапе бьет молния. И не надо рассказывать про семейные сценарии, мол, схожее поведение вызывает схожие последствия. Предположим, у вас нет славного обычая купаться во время грозы, кидаться палками в оголенные провода, вы даже не прыгаете с криками «хея-хей» под дождем, размахивая бубном, не призываете Зевса и не ловите молнии громоотводом. Во время грозы вы мирно прячетесь в квартире, как мышки в норке (молния влетает в окно), или даже укрываетесь в бункере от греха подальше (она долбанет из-под земли). Верите? Я вот не верила, пока не поняла, что в нашей семье происходит нечто подобное. Началось это еще до моего рождения.
***
Моя бабушка Нона была отличницей. И звездой. Все делала аккуратно, правильно, и даже летать умела — и в реальности, и в мыслях. Ходила в школу космонавтики, зачитывалась стихотворениями Маяковского, Блока, Мандельштама, Ахматовой! Вокруг нее всегда вилось огромное количество ухажеров (кто-то даже выучил азбуку Морзе, чтобы объясниться ей в любви), но ее не подкупали духи и конфеты! А вот сборник стихов Роберта Рождественского заставлял летчицу улыбнуться.
– Помни! Главный Экзамен тот, который покажет, кем ты станешь, это праздник, – твердила ей мама. И она верила. Надела самую нарядную кофточку (сама сшила)! Одна из тем сочинения оказалась свободной! Это и правда не экзамен, а радость какая-то! Можно охватить всех-всех-всех, кого она знала и любила. Лист за листом она рассказывала о Мандельштаме и Сологубе, Гумилеве и Байроне, уносясь мыслями в космические дали. Все уже ушли, а Нона все писала и писала каллиграфическим почерком отличницы, не допуская ни одной ошибки, ни одной помарки.
Она неслась домой, как птица, не зная, что первая чудовищная клякса уже летит на чистенькую тетрадку ее жизни (фирменная молния нашей семьи - вон, за углом!). Когда ее мама спросила: «Как сдала?», Нона кинулась обниматься и целоваться — красноречивее любых объяснений. Ее мама испекла торт. Хотя в СССР очень сложно было достать некоторые ингредиенты, она все равно испекла.
В день, когда результаты проверили стали известны, Нона бежала к универу первая. Утешала тех, кто боялся, что не сдал. Легко утешать, когда у самой на сердце радость!
– Все зависит от ваших знаний, вы же хорошо учились! Что переживаете? – твердила она и сама в это верила. Все будет великолепно! Это ведь Главный Экзамен, верно?
Но в списке поступивших ее не было. «Зайду в деканат», – решила она. Никогда нельзя отчаиваться! Ее так книжки учили. Она же точно сделала все правильно! Значит, это чья-то чужая ошибка! В деканате пожали плечами. Не сдала.
– Ты разве не знала? Сочинения на свободную тему рассматриваются как незнание программы. Неуд автоматически, – сообщил кто-то. Видимо, пожалел.
Земля не уходила из-под ног. Никаких штампов из любимых книг. Она шла до дома и не помнила, как обнаружила себя у моста. Отличница, которая впервые в своей жизни получила двойку. За Главный Экзамен. Годы учебы, бессонные ночи. Впустую? Долго стояла и смотрела вниз. Впервые в своей жизни понимала любимых поэтов. «Ты летчик. Не имеешь права так бездарно прервать полет!»
***
Моя мама Таня была Звездой. Очень талантливой! Казалось, она родилась сразу с фортепиано. Звуками могла заставить плакать, смеяться, любить или трепетать. Играла на всех школьных концертах, писала песни и пела (конечно, в окружении влюбленных в нее парней).
«Звезда музыкальной школы! Звезда», – восхищались все. Сначала мама хотела лечить людей, как двоюродная сестренка (биологию знала блестяще). Профориентацию проходила в больнице в гнойном отделении, куда клали тех, кому уже не выжить. После того, как сделала укол старушке и три раза бегала проверять — жива та или нет, а ночью ей приснилось, что бабуля умерла от заражения крови, мама решила: «Уж лучше музыка», – и стала экстренно готовиться к поступлению в музучилище.
Тем более звуки ей всегда так повиновались, что она чувствовала их, пропускала через себя! Присоединяться Душой к трепетным вальсам Шопена, игривым сонатам Моцарта, могучим симфониям Баха – что может быть прекраснее? Да и готовиться что там — программа уже выучена! Чуть-чуть освежить!
– Так хорошо сыграла! – Таня кинулась бабушке на шею после экзамена, – даже лучше, чем обычно!
В списке поступивших ее почему-то не было. Какая-то ошибка? Чья-то придирка? Да червячок сомнения (может, правда слабо подготовилась?) не давал покоя. «Отучусь на теоретика, а там поступлю в консерваторию на фортепианное», – решила мама со свойственным ей оптимизмом.
Но тут началась мистика: то она поехала для поступления в другой город в консерваторию, а консерватории там не оказывалось. («Какая консерватория! Отродяся, милочка, ее здесь не было!»)
То ее жених не пришел ночью домой перед поступлением. Вместо того, чтобы отсыпаться, она обзванивала больницы, искала его по подворотням, моргам, пока возлюбленный гулял с друзьями. («Как ты мог? Для тебя мы ничего не значим?» – и по пьяным глазам видела, что да - уже не значили) На Главном Экзамене мелодия текла из ее пальцев сонная, неповоротливая. Обычно послушные звуки расползались, как переваренные макароны.
То оставила вещи в холле, отошла в туалет. А когда сунула руку в сумку, наткнулась на что-то острое. В сумке была игла. Длиннющая, странная! Это точно не Таня ее положила! «Я не верю в подклады, проклятья, прочий бред!?» – убеждала себя, выходя на сцену. Но руки предательски тряслись, покрываясь холодным потом. Три раза слетала, но доиграла до конца. Она вообще доигрывала каждый раз (музыкант не имеет права бросать мелодию на середине) Выслушала приговор жюри. Таня не плакала прямо там, на сцене. Она вообще редко плакала.
Просто было чувство, будто в горло раз за разом втыкали холодный железный кол (будто в нее вновь и вновь попадала молния). Горло леденело от ужаса. На обратной дороге она не разговаривала. Лежала на заднем сиденье машины, не могла пошевелиться. Как тут шевельнешься, когда проваливаешь Главный Экзамен!
***
Я, в отличие от мамы и бабушки, Звездой не уродилась. Больше была похожа на зайчонка, грустного и трусливого. Не грезила о полетах (лишь однажды полетела с кровати – умудрилась сломать ключицу), на передвижке вместо того, чтобы расставлять ноты, я выкладывала мордочки забавных зверят. Да и гарем из влюбленных парней за мной, слава богу, не шастал. Но из меня все равно упорно лепили звезду. С пяти лет занималась музыкой, живописью, на всякий случай, участвовала во всех конкурсах и олимпиадах. (Все давалось нелегко, брала часами. За каждой победой стояла работа, безумная усталость и мысли: «Это ведь для чего-то надо. Это ведь оценится? Воздастся?»)
– Чем больше у тебя будет путей-дорожек, тем больше шансов, – наставляли мама с бабушкой и переглядывались. Они стелили соломку, оберегали меня от семейного проклятья, от нашей молнии. Я злилась: в меня не верят? Зачем много шансов, когда нужен только один?
Я хотела стать писателем. Истории приходили и приходили, отчаянно хотелось выплеснуть их на бумагу. Только вот сдам зачет по рисованию и засяду писать. Да-да, сразу после той олимпиады по сольфеджио! Конечно, напишусь вдоволь, как отыграю на конкурсе! Литинститут представлялся мне как Храм, где наконец-то займусь своим делом. Ради этого стоило трусливому зайчонку учиться настаивать на своем, учиться бороться, отказываясь от других, выбранных не мною путей. Стоило вызубривать все, что нужно, не спать ночами! Снова жертвовать писательством, но это во имя него – ведь так? На ЕГЭ я почти не волновалась. Я так люблю литературу! Главный Экзамен - это ведь праздник?
– Ну как? – спросила мама, когда я прилетела домой, будто на крыльях. Я кинулась к ней целоваться и обниматься. И незачем было так волноваться, зря ты в меня не верила! Точно сдала, точно сдала! Все было как обычно – красноречивее любых объяснений. И это пугало.
– Не торопись, дочка, – лишь прошептала она, – пожалуйста, не торопись.
Когда я увидела свой балл по литературе, мама и бабушка были рядом. Руки тряслись. Три раза перезагружала комп. Шептала банальное: «Не может быть, не может быть, это какая-то ошибка», – глотая слезы. Цикл повторился.
***
Перед выпускным я нечаянно разбила чашку. Зачем-то долго полосовала себе ноги осколком. Сквозь колготки, когда шла на выпускной бал (сказочный, о котором с таким упоением мечтала одиннадцать лет), протекала кровь, как расплывающиеся красные чернила. «Поделом ей! Наказание за гордыню», – злорадствовали те, кого считала друзьями.
Потом были долгие, нудные апелляции. Без результатов. Хоть нам по секрету сказали: занижение больше, чем на тридцать баллов. Все дипломы и грамоты оценились в один балл. Никак не повлияли. Неужели все зря?! Знакомая, сидевшая на апелляции (правда, по обществознанию), шепнула: «Откуда-то свыше приказ – не повышать больше, чем на полтора балла». От этого приговора «свыше» было особенно больно.
До подачи заявления в литинститут не хватило одного балла. Смогла поступить лишь на филфак, на платное. Семья врала всем о том, что я на бюджете, защищала от любопытных вопросов. «Как будто мы скрываем, что я забеременела или кололась», – злилась я.
Слова преподавателей на парах пролетали мимо ушей, я ничего не делала. Зачем, если старания так оцениваются? Каждая секунда моей учебы была бесполезна. Кто-то другой использовал рукопись моей жизни, чтобы расписать ручку, расчеркал все планы, труды и мечты. Теперь ее можно выкинуть. Я всё сидела, погруженная в боль, и вдруг услышала голос откуда-то свысока. «Что тебе надо?» – недоверчиво подняла глаза.
– Пойдем есть пирожки? – надо мной стоял какой-то парень.
– Я на платном, – буркнула я. Он почему-то не отшатнулся как от прокаженной и не упал в обморок от ужаса. Улыбнулся:
– А у меня вот освобождение от физкультуры! Так пойдем за пирожками? Там тепленькие, с корицей!
Я вдруг почувствовала, что он может стать Другом. И начала понимать: мы - те, кто на платном, не хуже и не глупее. Никто так не думает (а если думает, он – идиот). Просто кому-то повезло, кому-то нет. Позволила себе вслушиваться в чарующее звучание мифов, трепетать от стихов Рембо, влюбиться в Мопассана, Гюго, Гёте! А потом и в филфак.
***
Это случилось утром, в воскресенье. Шел снежок, утро было великолепно-белым, как чистый лист. Я просто села и наконец-то стала писать. Строчку за строчкой, строчку за строчкой, плача, как дурочка, от облегчения и внезапно-большого счастья. Истории, что теснились во мне годами, потоком вырывались наружу. И если где-то была помарка (хоть на страницу, хоть на две), я не выкидывала всю рукопись. Просто писала дальше.
К вечеру мама вернулась из школы искусств. С цветами. Рассказывала, как ставила девочке руки, как помогла впервые заиграть (пропускать звуки сквозь себя, а не просто нажимать на фортепианные клавиши), а девочка подарила ей рисунок: палка-палка, огуречик, снизу подписано — Татьяна Ивановна, и сказала, что любит все ее уроки. Любит музыку, представляете?
Потом заглянула бабушка - ох, извините, опоздала, поскольку забегала ученица с книжкой стихов (спасибо, благодаря Вам полюбила поэзию). Мы пытались вспомнить, из-за чего у прабабушки все сорвалось — да так и не вспомнили. Пили чай с пирожными и думали, что, кажется, Самый Главный Экзамен от жизни мы все-таки сдали, несмотря на все молнии и «проклятья»! Раз каждый занимается своим делом и на душе такой Праздник!
Автор: Власова Александра
Комментарии (0)