Ощущая в душе странную, щемящую тоску, Макс опустился на холодный песок. Озеро лениво плескалось в полуметре от его сапог – серое. Небо стояло над бледными свечками тополей – серое. Они словно сошлись в безмолвном поединке, небо и вода, и длиться ему, пока не сгинет все небо и вся вода в мире…
Максим тряхнул головой. Это уже было вчера – гнетущее чувство с легким налетом отвращения. Да и что можно любить в этом забытом богом уголку природы? Озеро, распахнувшее мокрые объятия прямо посреди села, не блистало красотой. Стоял поздний июнь, но трава отказывалась расти по берегам. Где-то далеко кричала чайка… ей не нужно сюда, здесь нет рыбы. Здесь нет даже водорослей – лишь мелкие обрывки рдеста, занесенные медленными течениями. Пусто, безжизненно. Что бы сказало озеро, умей оно говорить? О чем бы попросило?
Макс не испугался, ощутив прикосновение на плече. Не то окончательно испортившееся настроение притупило осторожность, не то включился самый бесполезный на свете механизм «чего-плохого-здесь-ждать». И только когда его накрыла холодная волна странного, и защипало кожу, и на миг стало нечем дышать, организм парня пришел в себя. Но даже теперь Максим не испытал страха. Зато пришло возмущение и во всю мощь заработал механизм «какого-черта-тут-происходит». И это было здорово, потому что все скверное настроение, с которым не хотелось показываться на глаза родным, испарилось в один миг.
Макс соображал быстро. Разумеется, село из богатых, но все же опыты в создании голограмм только ведутся, и результатов еще толком нет, и вот это, что стоит перед ним, это точно никакая не иллюзия. Нет у нас денег на такие иллюзии. И дураков нет, которые будут их испытывать на приезжих бездельниках. А значит…
- Хорошо отдыхается, - прохрипел призрак, качнувшись зеленоватым телом в сторону Макса. – На вот… держи за труды…
Глаза защипало просто нестерпимо. Изо всех сил пытаясь проморгаться, Максим тер глаза руками, и сквозь мутную пелену незваных слез проступали очертания бледной фигуры – тающей, уходящей в воду. Вот видна уже только голова… спутанные черные пряди волос…
Все. Исчез.
А это что такое?!
Все еще моргая и тихонько ругаясь сквозь зубы, Макс поднял предмет, оставшийся на песке. От удивления прекратил ругаться: желтый холодный кругляш изрядно оттягивал руку. Максим не был ювелиром; не был он и доверенным лицом в банке. Он был простым фотографом. Но когда холод и желтизна приобретают такой вес…
- Что же это такое… - пробормотал парень.
- Золото.
Макс вскинул голову. Из купки кустов выдрался Игнат Иванович, сельский кузнец. Именно кузницей славилось село, именно Игнатова семья жила в роскошном трехэтажном особняке. По слухам, на средства хозяина стали и угля в будущем году собирались прокладывать пути для электрички…
- Это золото, - мрачно повторил кузнец. – Вот ведь, объясняй теперь… Неплохо, потянет на стольник. Я дам тебе тридцать – и никто не привяжется к тебе с вопросами. Это в целом. Если интересуют частности, могу рассказать. Только это дело долгое. Ко мне пойдем или тут посидим?
- Тут, - вырвалось у Макса.
- Ясно, - хмыкнул Игнат. – Не доверяешь, значит. Ну, твое дело. Призрака видел?
- Так это ваши шуточки! – возмущенно приподнялся Максим.
- Сиди… шуточки ему. Рыбак у нас жил заправский… лет сорок назад помер. Страсть как любил это озеро. А за неделю до смерти прознал, что лужу его родную осушать собрались. Озеро, как видишь, целехонько, а старикан призраком стал. Охотится на тех, кто сюда приходит, и забирает… то, что ему, нелюдю призрачному, дороже всего…
Игнат замолчал. Вынул из кармана сигареты, повертел в руках, вытянул одну, но зажигать не стал. Максим ждал, не желая подыгрывать кузнецу. Рассказ – дело того, кто его начал. Сам справится… вон какой вымахал, с молотками балуясь. Парень усмехнулся собственным мыслям: уж так по-стариковски это у него вышло…
- Нравится наше село? – вдруг отрывисто спросил Игнат.
- Ну… да.
- Всем нравится. И сорок лет назад это озеро таким было… глаз не оторвать. Свадьба, праздник какой – только здесь. Что на Купалу творилось, вообще словами не описать. Средневековье варварское, битвы на плотах! Я… зараза, я все это помню, я ж совсем пацан был, яблок потверже наберешь – и вперед! А теперь… эх, ладно. Рыбак этот, Фома Сергеевич, стал после смерти забирать счастье от этого озера. Все себе, одному. Придет девица, залюбуется закатом, песенку споет, обратно плетется – ни жива ни мертва. А в руке монета золотая. Так Фома-кутерьма рассчитывается с нами за счастье. А я эти монеты беру и перепродаю. Часть навара себе, часть в фонды. Благое же дело. Только…
Кузнец замолчал. Глянул на золотой кругляш почти с ненавистью. Чиркнул зажигалкой, задымил, успокаиваясь…
- Гнилью озеро стало, - сказал он, наконец. – Фома съел то, что было у людей в душе, а от внутренней пустоты и озеро стало мертвым. Видел поди, какие дома отгрохали… И это – они. Те, у которых я покупаю. А я сам?! До чего я дожил?! Я, как дурак, кладу на одну чашу озеро, а на другую всех, кому помог, и вторая чаша уходит в землю под своим весом! Так чего мне, дураку, еще надо?!
Макс пожал плечами.
- Я не возьму его, - буркнул кузнец. – Не могу. Ты еще не ожирел… сердцем. Еще можешь что-то сделать. Вот и думай. До завтра думай. Завтра приходи сюда, на это самое место. Если ничего не надумаешь – возьму за тридцатник. Айфон себе купишь, или как это у вас зовется. А нет – может, навсегда останешься. Хорошая профессия – на бережок ходить, так его и разэтак…
***
Дверь мансарды хлопнула в самую дикую рань, когда петухи еще только продирают глаза и припоминают ноты. Осторожно, чтобы никого не разбудить, Макс спустился по лестнице. До этого он с час крадучись бродил по дому, наполняя здоровенную клетчатую сумку. Добыча изрядно оттягивала руки; парень едва не сверзился с предпоследней ступеньки, но все же сумел удержать баул. До озера было рукой подать; из окна мансарды он видел за кронами топольков серебристый отсвет. Надо торопиться…
Будет тебе дома, Макс. Ох, будет…
Мокрый песок послушно просел под сапогами. Расстегнув «молнию» на сумке, парень уселся рядом и воткнул в уши «пуговки» плеера. Слушая очередную балладу о несчастной любви, Максим пытался представить себе, каким было озеро сорок лет назад. Здесь, наверное, рос камыш… или рогоз. Стрекозы вились роем. В воде наверняка колыхались коряжины, облепленные улитками и водяными жуками. Рыба… здесь была рыба! И чайки! И здесь еще можно было купаться, не рискуя заработать жесточайшую депрессию!
… прикосновение к плечу не испугало Макса и сейчас. Он дождался, пока призрак пройдет сквозь него, неторопливо вынул наушники, спрятал гарнитуру в карман – и они взглянули друг другу в глаза.
И призрак дрогнул, когда рука Максима протянулась к бледно-зеленому плечу.
- Отдаю, - негромко сказал Макс. – Все, что здесь, - забирай. Можешь прикарманить мою удачу, она все равно вырастет заново. Черепки эти мне и подавно не нужны. И никому не нужны. Может, я дурак, а все они умные. Но дурак всегда поймет дурака, верно?
Глаза призрака вспыхнули белым огнем. Он потянулся к парню, бледные челюсти раскрылись, обнажая невероятно огромную пасть… и в это жерло, кипящее гнилой водой, вонзилась рука, в которое блеснуло желтое солнце. Утренний туман шарахнулся от озера, истаял в мгновение ока, захлестнув грудь горячей сыростью…
- Ты не один, кому дорого это озеро! – крикнул, задыхаясь, Максим. – Не один! И твое золото… забери себе свою погань! И верни все как было! Тут уже нечем наслаждаться! Здесь ничего нет! Ты все выжег! Тебе и этого мало?!
Призрак замер у кромки воды. Сейчас он как никогда походил на живого человека. Словно нечисть вдруг обросла плотью, а лохмы рубища превратились в элегантный костюм. Нет, ничего этого не было. Просто в белых глазницах вдруг мелькнула искра… желтая искра…
- Держи! – заорал Макс, швыряя в него сумку. Из открытого брюха «клетчатки» рванулся водопад предметов: ложечки, ножи, чашки, сувенирные кинжалы, часы, кольца… Золото, серебро, электрум… Будет тебе дома, Макс… готовь спину, отец не пожалует.
И черт с ним.
И он рухнул – бледный, полупрозрачный, со всеми своими искрами в глазах, он рухнул под тяжестью драгоценного металла, и ветер, налетевший с середины озера, захлестнул горло, и вода залила сапоги, и Макс знал, что где-то сзади в кустах кашляет, скрючившись, Игнат Иванович – следил от самого дома, заботливый наш, спасибо ему большое…
Максим повернулся спиной к воде. Ноги дрожали, как в первый раз после свидания. Краем глаза он успел увидеть, как уходят в берег, словно в зыбучий песок, ложечки и кольца. Черт с ним… Жаль, что он бросил курить. Сейчас бы не помешало. Ладно, все уже сделано. Нет смысла оставаться здесь, на мертвом озере.
Мертвом?
Чайка, пролетевшая над головой Максима, категорически не согласилась с таким утверждением. Парень улыбнулся краем рта, кивнул вслед крылатой охотнице: из клюва чайки свисала серебристая полоска.
- Еще не поздно, - сказал он вслух.
***
Семья встретила Макса угрюмым молчанием. Отца среди них не было, мать коротко кивнула в сторону гаража. Максим пожал плечами, побрел к крашеным воротам, спиной предчувствуя грядущие неприятности…
Отец работал на старом токарном станке. Вытачивал деревянную ложку циклопических размеров. Рядом уже лежали три заготовки – испорченные, судя по внешнему виду.
- Забыл уже, как это делается, - проворчал отец, останавливая машину. – А что с вилками делать, совсем ума не приложу. Удочку я, допустим, смастерю. Без часов обойдусь, сотового за глаза хватит. Чай, не бояре царские. Проживем…
- Пап?
- Тыщу лет папа. Я в страшном сне не мог себе представить, что мне будет стыдно за себя перед сыном. Вот, сбылись мечты идиота. Тебя, между прочим, тоже касается. Дуй на кухню, завтракай и бегом сюда. У тебя пальцы ловчее, вилками займешься.
- А…
- Через два года, - отец взял в руки самую большую ложку, с сожалением взглянул на голову Макса, отложил заготовку. – Через два года оно станет прежним. Я поговорил с Игнатом. Черта с два им теперь, а не сбыт драгметалла. Пусть попробуют сами в это сунуться… им там устроят варфоломееву ночь. Нет, никто не рискнет… А ты чего застыл? Завтракать не желаем? Сегодня у нас овсянка. Без мяса и варенья. И только попробуй вякнуть чего, истребитель надежд человеческих! Уши надеру и пришью куда надо. Приятного аппетита, охломон…
Комментарии (0)